Ещё один мой брат Николай1913 года рождения был на броне. Работал на заводе Марти, теперь Адмиралтейский. Не на самом заводе, а от Электромортреста. Оснащали корабли электропроводкой. В октябре, его призвали, и попал он на фронт к нам под Сапёрное в ноябре. В самую голодовку. В медсанбате их части служила хирургической сестрой наша славянская Катя Бычкова. Как-то в январе Катя приходила к родителям и сказала нам, что Николай лежит у них в медсанбате. В очень плохом состоянии и может умереть. Утром отец пошел, взяв с собой кринку утиного жира, грамм 700. У нас до войны были домашние утки. Осенью их зарезали, а жир стопили. Пришел он в медсанбат разговорился с начальником. Тот сказал, что уже подготовлена партия для отправки со Ржевского аэродрома на "Большую землю". Отец попросил отправить и сына. Но полковник сказал, что боится, его не довезут, отец достал утиный жир и отдал ему. Полковник так оживился. Позвал сестру-хозяйку и говорит: "Накипятите воды. Разведите этот жир и давайте по чайной ложке истощённым солдатам". А отцу сказал, чтобы приходил завтра. На следующий день папа приходит, а ему говорят, что Николая уже отправили с партией на аэродром. Его вывезли в тыл. Там выходили. После он воевал под Сталинградом связистом в артдивизионе. С ним дошел до Молдавии. И двадцатого июня 1944 года был ранен, а 23-го в медсанбате при бомбёжке был вторично ранен и умер, похоронен в селе Карманово. Это в шестнадцати километрах от Григориополя. Там при налёте погибло много работников медсанбата. Я побывала на том месте в 1978 году. Захоронено было всего 48 человек. В 1979 году появилась 49-я могила. Начальник медсанбата жила в Харькове и завещала похоронить себя там, где лежат все её товарищи.

На окраине Рыбацкого, по дороге к Петро Славянке, стояла пограничная часть. Мало ли кто бежит с фронта или наоборот люди ходили менять водку и табак, которые получали по карточкам у военных на продукты. А в Петро Славянке проходила вторая линия обороны и посторонних туда не пропускали. У всех местных жителей были специальные пропуска. Командовал пограничниками майор Шувалов. Ещё были два лейтенанта не годные к строевой службе. У них было заболевание лёгких. Это не был заградотряд в прямом смысле. Они стояли на дороге. Стороной их можно было обойти. За всю войну с заградотрядами я не сталкивалась. Про их существование узнала только в наши дни. А вот погранзаставы стояли. Ещё одна находилась при повороте с Шлиссельбургского тракта на Колпино. Там ещё стоял указатель со стрелками: Колпино 5 км. Понтонное 2 км. Сапёрное 3 км. Красный Бор 12 км. Эта застава тоже подчинялась Шувалову. Рядом с нашим домом проходили линии траншей. Там и в соседних домах располагался отдельный артиллерийско-пулемётный батальон. Там был старшина, повар Саша из Саратова. Очень находчивый и нахальный. Они уже заранее говорили: "Мария Семёновна, Родион Зиновьевич. Только нам водку. Мы вам за это дадим: рис, масло, сахар, консервы.."..

Был у нас в совхозе воришка Кузнецов Ванька. Здесь же он и служил, когда был призван. И что-то большое он украл. Его и ещё двоих судили и приговорили к расстрелу. Отец рассказал, что у речки Кузьминки их заставили вырыть яму и тут же расстреляли. Папа рассказывал ещё один случай. После финской войны у нас стоял зенитный дивизион. Командовал им капитан Малинин. Я его хорошо знала. Он заходил по делам к отцу. С началом войны их перевели ближе к Ленинграду в район д. Купчино. В дивизионе служил солдат по фамилии Бочаров из Петро Славянки. Как то он пришел навестить своих и, встретив отца, рассказал ему, что капитан вместе со старшиной, набрав продуктов, поехали к любовницам в Ленинград, их задержал патруль. Тогда в блокаду было очень строго. Сразу трибунал. Капитана приговорили к расстрелу с заменой на штрафной батальон. На Ленинградском фронте штрафбата не было, и его отправили через Ладогу на Волховский фронт. Жив остался он или нет, я не знаю.

Голод был страшный. Всех собак и кошек съели. Брату его друзья финны из деревни Гары подарили охотничью собаку. Ну, такая умница была. Мы её держали при себе в комнате. Но потом начали приходить говорить: "Дайте нам собаку". Мы решили... Даже шкуру сварили и съели. Правда, отец половину отдал девочкам, были из детского дома. До войны в Пушкине был детский дом. Воспитанников достигших 16-ти лет определяли на работу. К нам в совхоз в 1940 году поступили три девочки. Им дали комнату. И определили работать в полеводстве. Одна женщина взяла над ними шефство. Помимо зарплаты совхоз им ещё доплачивал. Мы с ними дружили. В ноябре сложилось очень тяжелое положение. Три дня вовсе не давали хлеба. Тогда одна из девочек умерла, стоя в очереди. Две другие выжили и после были эвакуированы.

До войны для подкормки свиней привозили костяную муку из рыбы. Её добавляли в корм молодым поросятам, что бы кости крепче были. У свинарников оставались кучи этой муки. Когда начался голод, стали эту муку долбить ломиками и собирать. Мы дома из этой муки прямо на плите без масла пекли лепёшки. Но есть их надо было понемножку. Люди не знали, и многие умерли от заворота кишок. Помню 31 декабря несколько ребят из нашей школы с саночками пошли за этой мукой. Её уже там мало оставалось. Вася Дубаренко 1928 года рождения позвал и меня. Говорит: "Бери санки. Пойдём с нами. Там ещё есть куча. Мы идём туда". Не помню, но что-то меня задержало. Минут через 30 начался обстрел. Немцам то из Пушкина всё видно. Первый снаряд мимо. Второй в свинарник, а третий в самую кучу. И вот эти ребятишки, 8 или 9 их было, все погибли.

Зима была очень холодная. День и ночь мы топили печку. Но прогреть дом было невозможно. У нас были выбиты все, все стёкла. Оконные проёмы мы завесили одеялами, половиками и всяким барахлом. Между рамами наложили соломы. Но всё это мало помогало. Холодина...

В феврале возобновили работу совхоза. Стали выдавать рабочие карточки. Пришло работать много женщин из Славянки. Помню первое задание было обойти все землянки и собрать умерших. Осенью 1941 года жители отрыли себе землянки, в которые и переселились. В домах были выбиты окна, и жить в них, было холодно и опасно. В Петро Славянке до сих пор стоит здание бывшей земской управы. Построенное в 1911 году. Теперь там размещался сельский совет. Рядом стояла будка, к которой был подведён водопровод. В сельсовете можно было купить талоны, на которые в этой будке получали воду. Женщина, работавшая там, умерла первой. Её в этой будке и оставили. Стали покойников свозить сюда. Когда будка была заполнена, умерших складывали штабелями рядом. В марте сапёры взрывали землю на нашем кладбище. Слева и справа от дорожки. Потом мы углубили эти большие ямы. В которые стали свозить трупы от сельсовета. Туда же привозили военных. Сперва — старались военных хоронить слева, а гражданских справа. Но потом уже клали всех вперемешку. Заполнили ямы до краёв и засыпали. Весной, когда стало тепло, земля осела. Тогда привезли целые бочки с хлоркой. Засыпали всё хлоркой и сверху ещё землёй. Сейчас эти могилы существуют. Стоит камень, на котором перечислены номера частей, из которых тут были похоронены солдаты.

Потом нас послали в Ленинград за семенами. Рано утром взяли двое детских саночек и пошли по железнодорожным путям в Ленинград. Всего пошло 7 или 8 женщин: Чувырина Тоня, Запорожцева тётя Оля, Михайлова Ксения, а остальных не помню. В районе ст. Обухово стоял мост, а на нём часовой. Помню, до войны перед этим мостом был большой планерный клуб. От заводов "Звезда" имени Ворошилова и "Большевик". Мы туда часто бегали смотреть. Один раз нас даже на самолётике покатали. Часовой нас останавливает и требует пропуск. Мы говорим ему, куда и за чем едем. Показали направление на Садовую улицу за семенами. Но всё равно через мост он нас не пустил. Говорит: "Вон обходите справа. На насыпь заберётесь?" Мы ответили, что заберёмся и пошли. Перед Сортировочной нас снова задержали. Опять обошли по путям, где формируются составы. Перед Обводным каналом мы к мосту не пошли, а сразу свернули налево. Вышли на Лиговский проспект и дальше до Садовой. Забрали семена в двух мешочках и пошли домой. Обратно нас уже пропустили. У моста стояли офицеры. Они только спросили, что везём и разрешили пройти. Вернулись мы в 12 ночи. От нашей станции до Московского вокзала 25 километров.

У совхоза были конюшни. Рядом оставалось очень много навоза. И вот в конце февраля или начале марта решили восстанавливать парники. Они сохранились. Надо было из них выбрасывать старую землю и засыпать свежую. И вот мы 7 или 8 женщин нагрузим дровни навозом. И везём сани к парникам. До них было метров 300-400. За день делали 4 возки. Потом, когда потеплело, загружали землю с навозом в парники. Стёкла, конечно, все были разбиты, но рамы уцелели. Когда появились всходы, их укрывали соломенными матами. А потом пограничники на своей машине привезли стёкла. Остеклили примерно треть довоенных парников. Вырастили рассаду капусты и брюквы. Ещё выращивали редиску и другую зелень, которую отправляли в госпиталя. Из совхоза "Лесного" дали 20 коров, а из совхоза Парголово дали одну лошадь, а потом и трактор. Прислали женщину агронома. Начали пахать. Посадили картошку, но очень мало. Всего мешка два, а в основном сажали кормовую свёклу и турнепс. Турнепс уродился такой хороший, сочный. Это тоже кормовая культура, но такая сладкая, сочная. Мы ребята её всегда ели, вот так возродился наш совхоз.