она поправила на груди серебряный крестик, и этот безобидный жест

отозвался в его душе еще большим раздражением.

Крестик на груди сына вызывал у Осипа смешанные чувства. Он

уступил Тоне, согласившись, чтоб сына окрестили, потому что Арсюшу, по

ее словам, она вымолила у Христа после мучительных долгих лет

бесплодия. Он помнил ее отчаянье, походы к врачам, нужные и ненужные

операции, как быстро таяли собранные деньги, а с ними и ее надежда стать

матерью. И как по мере угасания надежды Тоня все больше уходила в

18

религию, к лампадам у икон, а Осип становился молчаливым свидетелем

этого удаления жены, не будучи в силах совершить чудо. Он почти не

противился, видя, как их квартира постепенно превращается в «келью», где

на стенах остается все меньше репродукций картин и фотографий, зато

появляется все больше икон. Строгость и твердость Тониного характера

вылилась в безукоснительном соблюдении церковных правил. Бог весть, в

каких грехах она признавалась и истово каялась тому толстому священнику,

который подолгу ей что-то шептал на ухо у алтаря, прикрыв ее голову

епитрахилью, и ласково называл ее дочкой. А Тоня плакала. Мог ли Осип

после всех ее постов, обетов и слез запретить крестить Арсения?..

– Хочешь, надену тебе тфилин? – предложил Джеффри. – Знаешь, что

это за обряд?

– Да.

– По-моему, еще не поздно, – Джефф посмотрел на часы, затем достал

из кармана мобильник, набрал номер. – Да, ребе, это я. Хочу надеть тфилин

одному очень хорошему еврею, – он подмигнул Осипу. Закончив разговор,

спрятал телефон обратно в карман. – Тебе повезло, еще есть время. «Не

бойся, ибо Я с тобою. Не отступай, ибо Я – Всесильный Бог твой. Я твоя

опора!» – прочитал он по памяти слова молитвы на английском, и Осипу

показалось, что последнюю фразу Джеффри даже пропел, на манер Боба

Дилана.

Отклонившись в кресле, Осип взглянул на небо, где в прогалине

между кронами деревьев показался прозрачный месяц. Смутные видения

прошлого мелькнули перед глазами, когда он еще в Петербурге пытался

войти в иудаизм, но так и не смог...

– Нет, лучше не сегодня. Как-нибудь в другой раз.

Глава 4

19

Не все на первый взгляд поддается логическому объяснению.

Впрочем, стоит попытаться понять, зачем Осипу нужна эта неинтересная и,

по сути, бесперспективная работа в Оперативном центре охраны гостиницы

«Мандарин».

Сама работа – низкооплачиваемая, Тоня как менеджер в ателье даже в

такие неблагополучные времена получала раза в три больше мужа. Конечно,

любой доход впрок. Но стоило ли губить время, часами просиживая перед

экранами в зале Оперативного центра охраны? Тупо глядеть, как по

коридорам двигаются безликие постояльцы, как они входят в спа-салоны,

гостиничные бары и рестораны, как по тыльным коридорам горничные

толкают к грузовым лифтам контейнеры с грудами грязного белья, а у входа

швейцары в красных камзолах и фуражках услужливо открывают двери

возбужденным нью-йоркской атмосферой туристам. Скрытые камеры в

здании наведены на все лестничные клетки, пожарные выходы,

разгрузочные площадки, гаражи, отсеки вентиляционного и электрического

снабжения. Нет, тратить свое драгоценное время, чтобы пялиться в экраны,

рассматривая все это, определенно не стоит.

Уход мужа в охрану Тоня приписывала его очередному чудачеству,

выверту, к которым после десяти лет совместной жизни она привыкла.

...Когда-то выходя замуж за студента театрального института, она

втайне надеялась, что Осипа ждет блестящее будущее театрального

режиссера: Питер, потом, может, Москва. Себя же она видела на вторых

ролях, где слава, деньги, интересная жизнь будут обеспечены мужем, а ей

лишь останется подставлять свое хрупкое плечико под это сладкое бремя.

Еще бы! Он ведь (а на этот счет у Тони не было ни грамма сомнения)

чертовски талантлив! Она в его талант верила больше, чем в себя.

Но когда до окончания института оставался лишь год, Осип вдруг

делает, по его словам, прыжок с Аничкова моста – бросает институт и идет