Шрифт:
– Это что, часы?
– Уточнил Никита, - так у меня вот, точнейший хронометр.
– Твой хронометр время отмеряет, - остудил его дед, - а мне периоды нужны.
Ещё раз всё перепроверив, Лазарев, поплевав на руки, сам себе скомандовал:
– Ну, начали!
И, взявшись за колесо, начал медленно вращать. Верёвки натянулись. Игната стало растягивать. Вскоре послышался неприятный хруст позвоночника. Лазарев остановился. Посмотрел на метку на ложе, кивнул и продолжил.
Никита наблюдал за лицом Игната. То выражало блаженство. Ещё пару раз, сверявшись с меткой на столе и макушкой Гойко, Лазарев, наконец, удовлетворённо хмыкнул и сунул в колесо клин. Отошёл от стола, присел на чурбачок, похлопал себя по карманам и извлёк старый кисет и скрутку бумаги. Никита присел рядом и протянул деду свои сигареты.
– Нет, спасибо. Я своё. Сам сажаю, сам сушу, сам рублю, сам курю. А в твоих столько химии напихано, чтоб у таких как ты, привычка в зависимость перешла. Им же продажи наращивать надо. Вот и травят вас - молодых.
Никита поделился со стариком, что ему Щербаков подарил трубку.
– Вот это - другое дело,- одобрил Лазарев, - а я тебе могу табачка чистого, экологичного отсыпать.
– Теперь что?
– кивнул в сторону друга Идаров.
– Теперь ждём период, - объяснил Константин Львович.
– Вот когда тень от веточки на метку ляжет, тогда продолжать будем. А пока кури на здоровье.
Когда пришло положенное время, Константин Львович обратился к Никите:
– Теперь парень, ты мне помогать будешь. Команды выполняй мгновенно. Смотри, ошибёмся, твой друг, на всю жизнь парализованный останется.
У Игната, мирно улыбающегося на столе, округлились глаза. Никита тоже струхнул, но быстро взял себя в руки и подошёл к правилу.
– Встань у ворота и по команде отпускай, очень медленно. Прикажу остановиться, даже на миллиметр не смей колесо двинуть. Готов?
Никита сглотнул откуда-то взявшуюся слюну и кивнул.
– Отпусти, на одну восьмую.
Так Лазарев, командуя действиями Идарова, сам бегал вокруг Игната, ощупывал его суставы, подсовывал руки под шею, сжимал таз, чуть поворачивал голову распятого пытаемого. Вторая часть варварского лечения заняла гораздо больше времени, чем можно было предположить. К моменту, когда верёвки полностью расслабились, Никита чувствовал себя полностью измотанным, как физически, так и морально.
После того, как верёвки были сняты с крепёжных крюков, Лазарев вновь предупредил Игната:
– Ты солдатик не шевелись, полежи ещё немного, уже почти всё. Сам осторожно снял с головы Гойко шлем. Затем, так же осторожно сапоги. Потом указывая каждое последующее движение, словно квочка суетился над Игнатом:
– Сначала, левую ножку, спускай, вот сюда.
– Сам рукой опустил ногу Игната на землю.
– Теперь обними меня, держись, спину не напрягай. Давай, давай не боись, я сам тебя приподниму.
И так, медленно, шаг за шагом, Лазарев помог встать Игнату со стола. Похлопал его по плечам, бёдрам. Заставил поднять левую руку и одновременно правую ногу. И, наконец, облегчённо вздохнув, улыбнулся:
– Всё солдатик. Весь груз, накопившийся в тебе с годами - сняли. Здоров ты теперь. Но помни, в течение суток, ничего тяжелее кружки поднимать нельзя. Суставы должны на место встать.
Игнат поблагодарил целителя и пошёл одеваться.
К обеду, когда вся компания сидела за выставленным прямо посреди двора столом и заканчивала есть, Никита не удержался и всё же спросил у Игната об его ощущениях на правиле.
– Ужасно, - признался Гойко.
– Как только вы ворот крутить стали, у меня нос зачесался, всё сильнее и сильнее. А двигаться то нельзя. В общем, к концу думал, что от этого зуда обмочусь.
Компания дружно рассмеялась.
– А вы видели, какие у него глаза были, когда Константин Львович сказал, что его парализовать может?
– Вставил своё Вадим и развернул в сторону друзей ноутбук, на котором застыло полное ужаса лицо Игната?
– Ты что, снимал?- Смеясь спросил Никита, - зачем?
– В ютуб выложу.
– И подпиши, как москали крымских татар на дыбе пытают, - уже без смеха, зло предложил Игнат.
– И ведь поверят!
– Грустно закончила Светлана.
Оставшийся день, друзья посвятили отдыху. А к вечеру, собрались на веранде, проводя время за чаем и неторопливыми разговорами. Воздух наполнял аромат цветущих трав. В кустах громко цокотали кузнечики. Друзья, после большого города и долгой дороги, чувствовали себя словно на хорошем курорте Швейцарии. Те же высокогорные луга, те же белые вершины высоких гор. Но, в отличие от Швейцарии, витает в воздухе, что-то такое родное, домашнее.
– Блин, трафик замороженный какой-то, инет вери бэд, сконнектица не могу, - прервал грубым восклицанием, общую негу Вадим, вынимая и снова вставляя в ноутбук мобильный модем.
– Это ты парень, на каком сейчас языке говорил?
– Прищурясь обратился Лазарев.
Вадим поднял на старика удивлённые глаза:
– Как на каком? На русском.
– Да, жаль языка, теряем его. А вместе с ним и корни свои.
– Поплакался Константин Львович.
– Бывает, стоишь в магазине, впереди тебя стайка девчушек, щебечут, смеются. Прислушаешься, - узнать, чем сейчас молодёжь живёт. А понять не получается. И слова вроде русские произносят, только смысла в том не улавливаю.