Мисс Сьюзен заявила дяде, что ни за что не останется здесь ночевать, на что Генри Корбин ответил, что она может переселиться в любую из свободных комнат и вышел, знаком попросив Монтгомери следовать за ним. Он прошёл в бильярдную и там, отбросив на зелёное сукно винчестер, рухнул в кресло и застонал, закрыв лицо ладонями.

– Генри, - Монтгомери сел рядом, - ты можешь объяснить мне одну вещь?

Корбин отнял руки от лица, откинулся в кресле и смерил старого герцога удручённым взглядом.

– Почему у тебя в замке нет домовой церкви? Я зашёл сегодня в старое крыло - там мерзость запустения.

Корбин несколько минут тупо смотрел на милорда Фредерика, потом пожал плечами:

– Почему - нет? Она на первом этаже в этом крыле, только в прошлом году отремонтировал.

Монтгомери встал.

– Покажешь?

Корбин посмотрел на него, как на сумасшедшего, но снова пожал плечами и поднялся.

Домовая церковь, оказывается, располагалась слева от парадной лестницы, массивная дубовая дверь распахнулась, открыв глазу обитые зелёным бархатом скамьи, арочные пролёты, богатые хоругви, цветные витражи и резной, богато украшенный алтарь.

– А зачем ты перенёс её сюда?

– Челядь отказывалась ходить в то крыло из-за воя, что гудел в щелях, да и лестницы там прогнили основательно.

– Там на полу точно такие же следы, как и комнате мисс Сэмпл.

Корбин промолчал.

– Почему ты молчишь?

– А что ты, Фрэдди, хочешь услышать?

– Мне кажется, что жалобы твоих кухарок и горничных могут оказаться вовсе не истериками вздорных и экзальтированных особ, а иметь под собой некоторые и притом весьма серьёзные основания.

– О, как тут красиво, - неожиданно на пороге появилась герцогиня Хантингтон.
– Сколько бархата! Немного напоминает будуар, вы не находите, милорд? Такие церкви - усыпальницы не только для мёртвых, но и для живых...

– Вы не верите в Бога, леди Хильда?
– удивился Монтгомери.

– Почему же? Верю, - герцогиня была очень серьёзна.
– Просто не люблю богатых убранств и богословских диспутов. Первые клонят в сон, а вторые напоминают ссору двух мужчин из-за женщины, которую ни один из них не любит. Не люблю и пошлости. Иным представляется, что на Небесах они будут уминать гусиную печёнку под звуки райских песнопений.

– А что, по-вашему, ждёт нас за гробом?

– Вот это я и хочу узнать в склепе Блэкмор Холла.
– Герцогиня улыбнулась. Потом опустила глаза и пробормотала, - знаете, если бы Христос явился сегодня, никто бы не стал его распинать. Его бы пригласили к обеду, выслушали и от души посмеялись.

– Возможно, вы правы, - эта мысль, как ни странно приходила в голову и Монтгомери, - и это ужасно...

– Ужасно, что мы стали менее жестокими, чем фанатичная толпа?

– Ужасно, что мы научились смеяться над святыми истинами, миледи.

Герцогиня не оспорила его слова, но, грустно улыбнувшись, кивнула им и вышла. Её улыбка была полна такого глубокого потаённого смысла и такой скорбной красоты, что у старого герцога сжалось сердце.

Но вскоре он опомнился.

– Я начинаю верить всей той чертовщине, что рассказывают твои челядинцы, Генри. Слишком много странностей вокруг, ты не находишь? Эти следы на потолке в спальне мисс Сэмпл. Такие же по всему дому...

Корбин тяжело вздохнул.

– Я не отрицаю, что странностей много, Фрэд, но мы же образованные люди и не должны уподобляться кухаркам и грумам. Я не хочу верить в бабские сказки.

– Кровавые следы на потолке - бабские сказки?

Корбин почесал тростью за ухом.

– Прости, Фрэд, я привык мыслить категориями этого мира. Признаю, что следы на потолке не укладываются в мою голову.

– Но ты хоть отдаёшь себе отчёт, чем это всё может обернуться?

Раздавшийся в коридоре гонг на обед помешал Корбину ответить. Впрочем, едва ли он собирался отвечать.

Глава 14. Беседа в Белой гостиной.

Они вышли из церкви и по парадной лестнице поднялись к себе - переодеться к обеду.

В Белой гостиной, когда они пришли туда, направляясь в столовую, уже была герцогиня, успевшая облачиться в новое зелёное платье в испанском стиле с дорогими кружевами на отложном воротнике и широких манжетах, открывавших её белоснежные руки почти до локтя. Колье из изумрудов окружало лебединую шею. Герцогиня беседовала с уже проснувшимися Перси Грэхемом и Арчибальдом Хилтоном, была оживлена и беззаботна, меж тем как мисс Монмаут сидела у края стола, бледная и насупленная. Сэр Джеймс Гелприн вернулся к своей обычной невозмутимости, он сидел у камина и смотрел в пламя.