– Как у Шерстюка? – удивилась Жанна.

– У него гораздо сильнее. На несколько порядков, судя по данным термограммы.

– От твоих слов у меня возникло странное ощущение, – призналась она. – Знаешь, с религией так или иначе сталкиваешься каждый день. Это уже сделалось настолько привычным, что перестало ощущаться чем-то чудесным. А сейчас меня проняло.

– Что именно? – не понял Вадим.

– Мы привыкли воспринимать бога как некую условность, а тут вдруг оказывается, что все священные тексты могут иметь под собой реальную основу. И чудеса.

– Знать бы еще какие, – хмуро вздохнул Вадим. – Но одно можно сказать наверняка. После каждого приема сигнала человечество делало либо культурный, либо технический скачок вперед, значит, сигнал все же несет в себе очень важную информацию. Как я и предполагал.

– И чем точнее принят сигнал, тем больше данных можно из него получить?

– Возможно. – Он переключил видеосистему с воспроизведения на прямую трансляцию, и экран вновь затянуло белой пеленой. – Сейчас нам нужно понять, для чего он это затеял.

– Может, просто спросить? – предложила Жанна.

– По рации?

– А почему бы и нет?

– Не ответит. – Вадим покачал головой. – Если бы хотел поговорить, сам бы вышел на связь. Пожалуй, я поднимусь наверх сам. Только держи наготове группу захвата. Возможно, ты ничего не будешь слышать и видеть, скорее всего, он не позволит мне говорить, а заставит писать на бумажке. Поэтому ориентируйся по камерам в коридоре. Если он выйдет из квартиры без меня, тут же отдавай команду на захват. Немедленно! Мне очень не хочется повторения техасского инцидента. Как дверь-то теперь открыть?

Жанна протянула ему оранжевую ремонтную карту, оставленную Павлом после блокировки замка.

– Очень на тебя надеюсь, – усмехнулся Вадим.

– Хорошо, – кивнула она. – Ни пуха.

– К чертям собачьим, – ответил он, пробираясь к выходу.

Выйдя на улицу, Вадим поднял воротник пальто, уши сразу озябли без оставленной в машине шапки. Мороз усилился со вчерашнего дня, зло пощипывал лицо, а снег хрустел под ногами, словно пересохший песок. Поднявшись по лестнице, Вадим распахнул дверь и скупо кивнул охраннику, подскочившему со стула, будто на пружине.

Парадный лифт доставил его на седьмой этаж. Вадим повел плечами, словно разминаясь, и шагнул из кабины на толстый ковер. В пальцах он нервно вертел магнитную карту, а подойдя к двери, на секунду замер, прежде чем сунуть ее в приемное устройство. Замок пискнул и открылся.

Вадим распахнул дверь и шагнул в холл. Олег сидел на парапете бассейна, внимательно глядя на вошедшего, а вода за его спиной стекала по камням фонтана, тихо журча тысячами хрустальных колокольчиков. Они посмотрели друг на друга, жестко, оценивающе, внезапно поняв, что в эту минуту встали по разные стороны баррикады. Вадим усмехнулся, но взгляд его остался холодным – впервые в жизни он не знал, чего ожидать от противника, насколько тот опасен и считает ли сам себя врагом.

И в этот момент мир перед глазами Вадима померк, словно реальность была лишь изображением на экране компьютера, а чья-то рука равнодушно щелкнула выключателем.

Стивен шел вдоль шоссе. Густую черноту техасской ночи изредка разрывали тугие лучи фар проносящихся мимо автомобилей. Иногда это были тяжелые дизельные грузовики, ревущие, словно звери, реже шелестели фарами легковушки, стараясь заранее объехать медленно бредущего пешехода. В этих местах одинокий путник является такой редкостью, что невольно вызывает подсознательное чувство тревоги, навеянное фильмами о маньяках и триллерами Кинга. Вспомнив своего тезку, Стивен злорадно улыбнулся. Пожалуй, совсем скоро популярность знаменитого писателя превратится в ничто по сравнению с его собственной известностью.

Темнота не позволяла разглядеть пассажиров в салонах проезжающих мимо машин, но Стивен знал, что не у всех одинокий пешеход на краю шоссе вызывает чувство тревоги. Рано или поздно кто-нибудь обязательно решит обидеть его. Иначе просто быть не могло, за время своей работы Стивен научился хорошо разбираться в людской психологии. В конце концов, существует пиво, виски, джин и наркотики, замещающие страх его производной – агрессией.

Прошло около четырех часов с того момента, как ему пришлось бросить слишком приметный «Хаммер». С телами убитых заложников возни почти не было – после недолгих размышлений Стивен привязал оба трупа тросом и волок за машиной километров тридцать, рассредоточив таким образом плоть и кости на огромном пространстве техасского бездорожья. С крупными фрагментами, как он полагал, прекрасно справятся дикие рыжие псы и койоты.

Теперь нужна была другая машина, но огни фар продолжали проноситься ближе к осевой, и Стивен с усмешкой представлял, как нервно нажимают на педаль газа чопорные девицы, престарелые леди и грузные мужчины, у которых лишь детородный орган остался рудиментарным напоминанием о мужественности.

Наконец белый «Додж» остановился у обочины метрах в тридцати по ходу движения. Упругие волны синтетической музыки доносились до него из салона даже с такого расстояния.

– Эй, мужик! – Из открытой дверцы высунулась бритая голова. – Хочешь, подкинем до города?