Шрифт:
– Это будет что-нибудь стоить? – поинтересовался Стивен, стараясь всем своим видом вызвать чувство исходящей от него неуверенности.
– Он еще спрашивает! – раздался в машине визгливый смешок.
– Заткнись! – шикнул на него бритый.
– Я не понимаю, чего вы от меня хотите. – Стивен придал голосу паническую интонацию. – Если хотите, я отдам вам все, что у меня есть. Одни эти часы стоят больше тысячи долларов.
Кто-то громко присвистнул в салоне.
– Только не трогайте меня. Я оставил машину на грунтовой дороге в семи милях отсюда, и мне просто необходимо добраться до города. Если бы не сел аккумулятор в телефоне, я бы уже вызвал помощь.
– А так никто не знает, где ты? – широко улыбнулся бритоголовый.
– Нет, – упавшим голосом ответил Стивен.
– Ладно, давай сюда часы и бумажник.
– Бумажник не могу. – Стивен испуганно поднял взгляд. – Там не мои деньги.
– Ты же хотел отдать все.
– Все, что принадлежит мне, – упрямо сказал Стивен. – Чужое я отдать не смогу.
– Похоже, он издевается над нами, – раздался голос из машины. – Сейчас я ему объясню по-другому.
Открылась левая дверца, и на пыльный растрескавшийся асфальт выбрался здоровенный детина с помповым ружьем в руках. Его голову перетягивала вызывающе красная бандана, а кожаная одежда, казалось, почти целиком состоит из металлических «молний».
– Хочешь сплясать тарантеллу? – Он с серьезным видом передернул затвор и направил ствол под ноги Стивену.
– Не надо, ребята, – умоляющим тоном попросил тот. – Вам не следует этого делать.
Здоровенный детина фыркнул и потянул спуск.
Нина еще раз замахнулась палкой, но Олег бросился вперед и удержал ее руку, прижав указательный палец к губам.
«Спокойно», – беззвучно прошептал он.
Вадим без сознания лежал у ее ног. Олег осторожно отнял у девушки резиновую палку и знаком попросил принести что-нибудь, чем можно связать пленника. В холле ничего подходящего не оказалось, а в другие комнаты соваться пока было нельзя, поэтому Олег использовал свой ремень, неловко связав крепкие руки Вадима. Штаны при этом начали угрожающе сползать, но сейчас имелись проблемы и посерьезнее.
«Надо выбираться, – написал Олег на листе бумаги. – Но в коридоре наверняка камеры».
«Можно использовать пленника. Диктовать условия».
«Вызовут милицию, будет хуже».
«Я кое-что придумала», – написала Нина.
Она принялась быстро писать на листе, Олег еле успевал читать ее размашистый малоразборчивый почерк.
Жанна нервничала, глядя в затянутый белой поволокой экран. Времени прошло уже достаточно, но ничего не менялось. Наконец она не выдержала и набрала номер Вадима. Но едва в трубке прошел первый длинный гудок, как тишину фургончика разорвала трель мобильного телефона – она прозвучала из динамиков, подключенных к установленным в квартире микрофонам.
– Алло, это Нина, – послышался в трубке голос девушки. – Наверное, вы уже поняли, что в моих руках двое ваших псов. Один без сознания, я его огрела палкой по голове, другой – связанный. Отвечать можете по рации.
– Я слышу, – ответила Жанна. – Чего ты хочешь?
– Поубивать вас всех к чертям собачьим, – честно призналась девушка. – За прошедшие два года я для этого морально созрела. Но еще больше я хочу выйти отсюда, пройти независимую психиатрическую экспертизу и послать тетку с ее опекой так далеко, как она еще никогда не ходила. Кстати, у меня в руках заряженный пистолет.
– Обращайся с ним осторожнее, – сказала Жанна, судорожно соображая, что можно предпринять в такой ситуации.
Лучшим выходом казалось немедленное задействование группы захвата. Но в этом случае весь план операции мог полететь к черту, жизни единственного реципиента и самого Вадима оказывались в серьезной опасности, да и жизнь девушки тоже. Как потом объяснить это тетке? Ведь в случае смерти Нины опекунша лишится шести миллионов баксов. Мысль о такой умопомрачительной сумме вызывала у Жанны опасение уже не столько за чужую, сколько за собственную шкуру. Тетка Нины уж точно сумеет выяснить, кто дал команду на штурм, и тогда вряд ли поможет звание офицера ФСБ, потому что бандитам, вооруженным клещами и паяльными лампами, нет дела ни до каких званий. Их интересуют лишь деньги, а этого добра в деле предостаточно.
Жанна почувствовала, как холодеют кончики ее пальцев. Прими она сейчас любое решение, ей так или иначе придется отвечать не столько перед Стежневым с его идиотской операцией, сколько перед теткой Нины. Это вызывало в душе нарастающую панику.
– Что ты собираешься делать? – осторожно спросила она, радуясь, что для переговоров с квартирой используется отдельная радиоволна, которую не слышит оператор диспетчерской службы охраны.
– Еще не знаю. Но если кто-то попробует взломать дверь или если я увижу в дверной глазок незнакомых людей, я тут же убью обоих заложников и застрелюсь сама. Поверьте, я вполне созрела для такого решения. Вы можете представить, что значит прожить в заключении два года в моем-то возрасте? Я даже убить себя не могла, так вы меня опекали. Сволочи. Я должна была отдаваться вашим охранникам, потому что трахаться больше было не с кем. Я даже подрочить не могла спокойно, зная, что на меня направлены объективы камер. Вы меня довели до края, точно вам говорю. Причем я заранее напишу записку, из-за чего и во сколько я пустила себе пулю в лоб, лишив тетку шести миллионов. Она узнает, кто виноват, можешь быть уверена, сучка. Она тебе кишки через задницу выпустит или запрет на даче и заставит сосать всем приезжающим к ней гостям.
Жанна отложила микрофон и закрыла лицо ладонями. Такая перспектива и без того не выходила у нее из головы.
– Черт! – прошептала она, не нажимая кнопку микрофона. – Что же мне делать, что?
– Молчишь? – вкрадчиво спросила Нина.
– Подожди! – взмолилась Жанна. – Я по-любому оказываюсь в безвыходной ситуации.
– Не по-любому.
– Да? – Жанна даже не пыталась скрыть сарказм.
– Да. Если я выйду отсюда прямо сейчас, то ты получаешь несколько бонусов. Бонус первый. Заложники остаются живы. Правда, одного я возьму с собой, чтобы ты не выкинула какой-нибудь фокус. Но все равно от начальства ты получишь фитиль гораздо меньшего диаметра, чем в случае гибели двух-трех человек.