– На последней станции, - чуть приглушённо добавила Кира и сама не заметила, как принялась поглаживать ему голову.

– Я и не думал, - после некоторой паузы заговорил кролик, - что людей осталось так мало.

– Да, - её слова прозвучали отрешённо, - но их хватит ещё лет на...

– Пятьсот?

– Двести, двести шестьдесят, максимум. Столькие уже Перешли, мы перестали нуждаться в таком количестве станций. Их сокращали одну за другой и в конце концов остались всего две. Эта и Утаракса, она была больше, там действовали три параллельные платформы. И система временного аварийного удержаний передаваемой информации. Когда-то я проходила стажировку на Утараксе. Но она так привыкла передавать сигналы, что когда частота соединения начала сходить на нет, замкнулась на анализе самой себя и закрылась. Говорят, плотность её внутренних законов стала настолько сложна, что она сошла с ума, насколько это вообще возможно для станции.

– Не самая лучшая перспектива, - заметила кролик.

– Ну, она ещё могла начать убивать или убить себя сама.

– Так что случилось с этой вашей Утараксой?

– Она распалась на искусственные раковины и осыпалась в море. Так говорят, - на этом Кира приумолкла и продолжала поглаживать его длинные уши.

– Но Маяки же, они ведь не живые?
– всё же не выдержал он.
– Эта ведь штука не подсматривает за мной, когда я купаюсь в шаре?!

– Что ты?!
– искренне изумилась Кира, а потом хохотнула.
– Это делаю я. Ну а что? Выглядит же презабавно.

А потом случилось так, что им уже ни о чём не пришлось просить друг у друга. Дни сделали своё дело и все узнали своё место, и роль в этом бесконечном механизме. И стоял Маяк, один посреди вольного пространства. Да и сама Кира уже не помнила, когда кролик перебрался из своей коробки к ней в кровать. Сначала он скручивался у её ног, потом перебрался повыше, а затем уже и занял половину подушки, впрочем, это никому не мешало.

Ка ждое утро

Каждое утро они поднимались и отправлялись в ванну, следом завтракали и оба принимались за работу. Ежедневных дел скапливалось ровно столько, чтобы хватило до конца вечера. Было время для настройки механизмов, для отладки систем и для поездок к фьордам. Новый уходящий по Ту сторону предвиделся ещё не скоро. Кролик сам ежедневно проверял входящий сигнал из Центра, но - как и ожидалось - всё оставалось по-прежнему. Тогда он спрыгивал со стульчика и привычно отправлялся сверять результаты трудов своих, а то и ленился, потому что знал, что всё ещё успеется.

– А ты?
– как-то перед сном спросил кролик Киру, лежа подле на подушке и блестя чёрными глазками в темноте.
– Когда ты Уйдёшь? Только не говори мне, что никогда не думала об этом. Когда придёт твоё время Уходить и отключать здесь всё, каждую систему, каждый рычажок в положение "выкл". Это будет автоматическая программа передачи или останется кто-то из Центра, чтобы завершить процесс? И кто будет последним человеком на земле? И каково это, если им будешь ты?

– Не думаю, - голос Киры не дрогнул.
– На случай последнего Ухода у Центра есть специальные программы.

– Как думаешь, они оставят последнее послание? Ну там, "спасибо планета, всё было здорово, мы эволюционировали".

– Это не эволюция, говоря по терминологии, - ответила Кира.
– И посланий не будет.
– На этот раз она смотрела на кролика прямо.
– Некому. Мы уйдём, а остальное неважно. Оставленное послание значило бы, что мы сохраняем контакты со старым миром. Этого делать нельзя. Вернее, не так, этого уже делать не хочется.

– И всё, что здесь, останется позади.

– Суть в том, чтобы это... переболело. Оно останется здесь.

– А если я не хочу ничего оставлять?
– Продолжал спрашивать он.
– Если я хочу вот это всё и навсегда, вот эти звёздочки, которые похожи на лошадоньку. Только не говори, что не видишь то же?!

– Да вижу я...

– И вот эта подушечка, такая мягонькая. И у тебя не так уж и мало фантазии, как оказалось.

– Опять ты за своё.

– Ну да! У меня же больше ничего нет, кроме "своего".
– Он не то чтобы передразнил её голос.
– Да я больше ничего и не хочу. И можешь не отвечать, сам всё знаю, именно поэтому из нас двоих уши у меня. И всё же, мне за тебя обидно, бедный ребёнок, ты ведь не жила совсем. Сидишь себе на этом Маяке, ни тебе посквернословить с кем-то, ни тебе предаться вещам недозволенным. Тебе ведь же оставлять нечего, "наболевшего".

– Тут ты прав, я самый обычный человек.

И вдруг кролик обрадовался. Он закричал:

– Вот ты и попалась, обычные люди так не говорят!

Так, с довольным видом, он устроился поудобнее и пробормотал перед тем, как заснуть:

– Надо бы ещё завтра гидравлику проверить.

Не спала только Кира, она долго так лежала и смотрела на спящего кролика. В темноте его уши стали почти чёрными. Он вечно выбирал самые неосвещённые места и поэтому перед окном приходилось лежать ей, изображать гору, в тени которой он может спрятаться.