Он спросил грустно:

– А как?

– А кто у нас мыслитель? – спросил я. – Вот и думай, гугли. Твое имя, как я нарыл в памяти, означает десять в сотой, что есть единица со ста нулями. Это цифра такая! Если собрать все-все на свете, включая элементарные частицы до последней штуки, то наберется примерно на полгугла. Так что тот, кто дал тебе такое имя, возлагал на тебя надежды! Я тоже возлагаю.

Он вздрогнул.

– Что?

– Не бойся, – сказал я, – только надежды.

Он втянул голову в плечи.

– Точно? Ничего больше?

– Ну разве что самую малость, – заверил я. – Поможешь мир спасти, ты же мыслитель, а он тебя отблагодарит полным забвением, зато прославит Чингисхана, что ухитрился убить миллион человек…

Он вздохнул.

– Неужто в самом деле не заглянете в маркизат?

– После победы, – сказал я твердо, подумал, уточнил: – Не зарекаюсь, мало ли что, но только если по делу. А просто к моим женщинам… нет, хотя и хочется до свинячьего визга.

Он сказал с уважением:

– Вы железный человек, сэр Ричард. Я же знаю, какие у теплокровных буйные страсти и пожар в крови!.. С таким бороться, признаю, надо иметь стальную волю.

– Я такой, – ответил я. – Надеюсь. Хоть временами… В какие-то критические дни. Знать бы еще в какие. В общем, как только мы сумеем…

– А сумеем? – спросил он трусливо.

– А что нам остается? – ответил я. – Гугол, мы же герои! Вот сопли вытрем и пойдем спасать мир. А потом штаны сменим, только и всего. Ты на всякий случай возьми в запас две пары. Вдруг придется менять чаще.

– Три возьму, – пообещал он, – но все равно не пойду!

– Тогда зачем брать?

– А чтоб не сразу отказываться, – объяснил он, – то будет явная трусость, а вот если как бы после долгого колебания и взаимоисключающих раздумий.

Я покачал головой.

– Тоже меняешься, Гугол! Но мы больше за другими замечаем… Это хорошо, растем, значит.

– Только бы не вниз…

– Во все стороны, – сказал я с твердостью. – Мы же разносторонние?

Он сказал слабо:

– Ой, я не хочу быть разносторонним. А то есть такие стороны…

– Все стороны нужны, – заявил я. – По крайней мере, для выживания вида и личности. Нашей личности, а остальные пусть идут лесом. Ладно, Гугол, мне пора.

Он вскочил.

– Я вас провожу!

– До самого севера? – спросил я насмешливо.

Он опасливо помотал головой.

– Я не оставлю башню. А вдруг она меня обратно не пустит?

Я засмеялся, но улыбочка стерлась, когда с кряхтением поднял ящик. Вместе спустились на первый этаж, двери распахнулись, я вышел с трофеями в руках на залитое ярчайшим солнцем пространство, а Гугол словно запнулся в дверном проеме.

– Прощай, Гугол! – сказал я. – Серфик, ты меня слышишь?

Через мгновение перед моим лицом заблистала искорка, тоненький голосок пропищал:

– Да, мой господин!

Гугол опасливо отступил на шаг, все еще держась за косяки двери.

– Вызови кого-нить, – сказал я, – кто поднимет этот ящик и понесет за мной. А лучше, если и меня тоже.

Гугол на всякий случай отступил еще на два шага.

– Плантагенета? – спросил Серфик.

– Нет, – ответил я, – ему дадена мною полная свобода. Но у нас есть пара сотен, если не больше тех осторожных, что не пошли на смертный бой против той сволочи, Великого Мага, а потом явились и тоже просили свободы…

– А, – пропищал он, – понял!.. Только я не могу позвать их, это может только их повелитель и господин. Вы, мой лорд!

– Да, знаю, – ответил я с досадой, – только уже не помню, кто из них что умеет.

– А вы и не знали, – сообщил он. – Вы же только меняли им имена и отпускали обратно, не спрашивая, кто что умеет.

– Потому и не помню, – согласился я. – Так кого позвать?

Он подумал, пискнул:

– Мардокла!

– Это Мардоклишкепендрокупердрятускуднеросперсиса? – сказал я, гордясь идеальной памятью.

– Да, – пискнул Сэрфик. – Но только он теперь не Мардоклишкепендрокупердрятускуднеросперсис, а Мардокл.

Я вздохнул, сказал властно:

– Мардокл!.. Твой лорд и повелитель призывает тебя. Явись немедленно.

В трех шагах воздух прорвался с сухим треском, вышла двухметровая мощная фигура на четырех лапах, размером с колонны в храме, голова как чугунный котел на сорок человек.

Гугол в панике метнулся было в глубь башни, но потом, как я видел, остановился и вытянул шею в нашу сторону. Демон с трудом опустился на колени, багровые глаза, полыхающие яростным огнем, погасли.