Шрифт:
Настя поднялась в пустую спальню, где нечего было делать, разве что заправить неприбранную постель, а потом сидеть в кресле у окна, за которым не было ничего интересного: над лесом летали сороки, и верхушки елей золотило солнце. Снова зазвонил телефон: на этот раз ее вызывал Селезнев. Она хотела сказать, что скучает и ей надо о многом с ним поговорить. Но, услышав короткую фразу, что он скоро освободится и подъедет, только спросила: «Могу я воспользоваться твоим компьютером, чтобы проверить почту?»
– Могла бы и не спрашивать, – ответил Игорь Егорович, – в кабинете на столе компьютер, когда надо, садись и работай. И вообще, это теперь твой дом: что хочешь, то и делай…
Но работать не хотелось, да и посланные Джессикой Стоун сообщения не интересовали. И все равно надо было как-то убить время. Настя посмотрела еще немного в окно, потом вышла из спальни, заглянула в кабинет, увидела рабочий стол и компьютер на нем. Вошла, осмотрелась. Она не бывала в этой комнате прежде. Показывая дом, Селезнев открыл перед ней дверь кабинета, но она успела увидеть лишь стеллажи с книгами. А теперь разглядела все подробно. Книги, несколько жестяных кубков с гравировками… Анастасия взяла один в руки и прочитала: «Победителю первенства города среди школьников в среднем весе»… Вернула кубок на место. Потом увидела фотографии на стене: увеличенный военный снимок, на котором возле орудия был запечатлен молодой офицер… Потом тот же офицер с двумя бойцами на краю поля, на котором можно было разглядеть подбитые танки. Изображение газетной полосы военного времени со статьей «И один в поле воин»… И здесь тоже была фотография отца Селезнева. Настя приблизилась, чтобы прочитать текст, но ее внимание отвлек свадебный снимок родителей Игоря Егоровича. Отец в военном кителе, на груди – ордена и медали, а к его плечу склоняет голову молоденькая и счастливая девушка… Настя вглядывалась в их лица, словно знакомясь с этими людьми… А когда отступила и едва повернула голову, увидела фотографию девушки – темноволосой, с челкой почти до самых глаз… Поняла, кто это. И сердце сжалось от жалости к ней, незнакомой и, вероятно, до сих пор любимой человеком, которого любит она сама.
Отошла к столу и опустилась в кресло с высокой кожаной спинкой, снова посмотрела на Иволгу. И только потом придвинула к себе клавиатуру.
Компьютер находился в спящем режиме, и едва Настя коснулась кнопок, экран вспыхнул, и на нем появился текст.
Текст на этом не заканчивался, но Настя решила больше не читать. Вошла в Интернет, открыла свою страничку и увидела фотографии Аманды, сделанные накануне в популярном нью-йоркском ночном клубе. На писательнице было черное декольтированное платье, на груди сверкало колье с бриллиантами. За ее столиком сидел улыбающийся известный американский издатель и неопределенных лет блондинка с нарощенными ресницами и накачанными губами. Еще Джессика Стоун прислала контракт с Анастасией Стрижак на оказание содействия в создании книги «Холодный сентябрь и немного страсти»…
Название немного покоробило, но, в конце концов, автор вправе придумывать имя своим творениям сам: как Джессика решила, так пусть и будет.
Настя пробежалась глазами по тексту.
– Пятьдесят тысяч… – прозвучал голос за ее спиной.
Прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула.
Селезнев наклонился и поцеловал ее.
– Прости, если напугал. Мне показалось, что ты слышала, как я вошел. Увидел, что ты изучаешь контракт, и хотел узнать, в самом ли деле писатели в Штатах получают так много.
– Аманда, то есть Джессика Стоун, очень популярна, а пятьдесят тысяч, которыми она со мной делится – это только часть ее гонорара.
Настя обернулась и заглянула Селезневу в лицо. Глаза его были спокойны – спокойны настолько, что можно было подумать, что он от нее что-то скрывает.
– Зато наши настоящие писатели, вернувшись домой после пахоты или разгрузки вагонов, ночами на маленьких кухнях создают шедевры, которые не нужны издателям…
– У тебя ничего не случилось? – спросила Настя.
Игорь Егорович слишком быстро мотнул головой, и это тоже не давало возможности поверить в его искренность.
– Нет.
– Я видела в твоем компьютере текст. Ты пишешь роман?
– Нет, просто сон приснился – такой яркий, что мне захотелось подумать о том, что приснилось. Поэтому сразу поднялся и записал, чтобы утром не забыть.
– Я не слышала, как ты вставал, – призналась Настя.
– Потому что ты спала, как…
Селезнев не договорил, потому что сравнение могло навести на не такие уж далекие воспоминания. Но он подхватил Настю, на его руках она взлетела из кресла, потом плыла, задыхаясь от поцелуя, прочь от рабочего стола, от кабинета, от дел, контрактов, романов, чужих снов. Она услышала звук уходящих прочь осторожных шагов: кто-то спешил исчезнуть из коридора, чтобы не мешать им и не спугнуть чужое счастье…
Через какое-то время, когда Настя лежала, утомленная ласками, и не хотела уже ничего, только бы вокруг все было спокойно и мирно и не было тревог и страхов, и никому ничего не угрожало, именно в этот момент Селезнев вдруг произнес:
– Сегодня был в городе по делам Максима.
– Я в курсе, что с него требуют крупную сумму за Яну, а еще у него крупный карточный долг…
– Долга уже никакого нет: катала… прости, шулер, увидев меня, согласился получить только то, что обозначено в расписке Божко, – но для него и это очень много. А что касается выкупа, то полиция этим занимается. Я же побеседовал с теми, кто пришел с шулером в качестве группы поддержки, и они сказали, что к похищению Яны не имеют никакого отношения, хотя слышали об этом прискорбном факте. Я пообещал им денег за любую информацию, которая может помочь, и они пообещали. Сказали еще, что это наверняка провернули не местные и скорее всего какие-то отморозки, но не блатные, потому что Божко – не олигарх какой-нибудь, чтобы вот так запросто выкатить лимон. Тем более, по их мнению, ни одна баба в мире столько не стоит – будь она хоть Скарлетт Йоханссон или Шарлиз Терон…