взвизгнула от резкой боли, пронзившей руку, вскочила на ноги и, горестно

подвывая, побрела в прихожую, где надрывался проклятый телефон.

– Алло, Настюха, это ты?
– раздался в трубке возбужденный голос подруги

Ольги.

Этот простенький вопрос, на который Настя вчера, вероятно, не обратила бы

внимания, потому что Ольга не могла похвастать ни умом, ни смекалкой,

настолько ее обозлил, что она выпалила "Коза драная!" и швырнула трубку

на рычаг.

Не успела отойти от аппарата, как тот снова ожил.

– Не поняла, - невозмутимо поинтересовалась Ольга.
– Это о ком?

– А ты как думаешь?

– Было бы из-за чего переживать, этот козел и ноготка твоего не стоит.

Таких мужиков как грязи, имя им - легион.

– А ты откуда знаешь, что Олег ушел?

– Здрасьте!
– возмутилась Ольга.
– Баба Клава разве тебе не звонила?

Прижав трубку к уху, Настя медленно опустилась на пол. Бабу Клаву,

жившую в однокомнатной квартире в третьем подъезде, называли

Штирлицем, потому что она первой узнавала все горячие новости и,

обзванивая знакомых, щедро делилась добытой информацией.

– Не звонила, - с тихой обреченностью произнесла Настя.

– За нею не заржавеет, - пообещала подруга.
– Твой обормот цельный

грузовик подогнал вместе с грузчиками. Баба Клава сказывала, что они часа

полтора всякий скарб таскали. Всю квартиру, поди, до донышка выскреб,

крохобор?

Настя и сама не могла уразуметь, что ее больше обидело: внезапный съезд

мужа с квартиры или хамская экспроприация мебели, включая купленную

вскладчину. Он оставил только дурацкое кресло и видавший виды диван.

Однако обсуждать эту тему с подругой Настя не желала: боль была

настолько остра и пронзительна, что никаких сил на разговоры не осталось.

– Слушай, а он хотя бы кухню оставил?

– Понятия не имею. Я туда еще не заглядывала.

– Так сходи, - потребовала подруга.
– А я пока на линии повишу.

Настя давно смирилась, что Ольга с грацией носорога постоянно

вмешивается в ее личную жизнь. Хоть и говорят, что любопытство не порок,

но любая дотошность должна иметь границы. Когда Настя задавала Ольге

какой-нибудь каверзный вопрос, та замыкалась, как ракушка, и поспешно

переводила беседу в другое русло, но сама почему-то считала, что подруга

должна отчитываться перед ней как на духу.

Настя проковыляла на кухню и озадачилась: древний обшарпанный

гарнитур "Миди", от которого она давно хотела избавиться, никуда не делся,

зато прожорливый, как советский военно-промышленный комплекс,

холодильник "Донбасс" улетучился. Аппарат сжирал больше электричества,

чем производил холода, и при этом через каждые полгода ломался. Она

давно предлагала мужу поменять его на современную модель, но тот

напоминал глухаря на токовище: зачем избавляться от старой советской

техники, если она работает. Не позарился он и на газовую плиту, что,

впрочем, неудивительно: агрегат сработали лет через десять после окончания

войны, за долгие годы эксплуатации он оброс изрядной коркой жира, которая

оказалась не по зубам даже самым лютым чистящим средствам.

Настя присела на стульчик и призадумалась. Первое, чем займется в

ближайшее время - поищет приемлемый холодильник. Это даже хорошо, что

Олег избавил ее от старья. В Италии народ вообще выкидывает древнюю

мебель на улицу. Заодно надо переклеить обои, а то квартира в бомжатник

превратилась. "Как был ты дураком, так им и остался, - мысленно обратилась

она к теперь уже бывшему супружнику, - вот и мучайся теперь со своим

хламом". Вернувшись к трубке, Настя предложила:

– А давай-ка, подруга, подваливай ко мне, только по пути выпивки прикупи

– обмоем начало новой жизни.

– Вот это по-нашему, - обрадовалась Ольга.
– И никаких соплей. Жди, скоро

буду.

Повесив трубку, Настя вернулась на кухню. Ясный пень, Ольга прихватит с

собой своего благоверного. Трофим по натуре бирюк, из него каждое слово