Для каждого возраста были придуманы свои лозунги, доходчивые и правильные. Все население СССР в идеологическом экстазе сливалось в единую общность, называемую советским народом. На этих дрожжах росли все, мне это тоже нравилось, я хотел быть пионером, комсомольцем, позднее - членом КПСС.

Будучи, что называется, активным ребенком, со школьных лет встревал в разного рода общественно-полезную деятельность. Пик моей комсомольской карьеры - член институтского комитета комсомола, отвечающий за стенную печать. Нужно сказать, что в ЗМИ (Запорожском машиностроительном институте), куда поступил в 1967 году, стенгазетам уделялось большое внимание. Длиннющие, в несколько склеенных листов ватмана, они выпускались всеми факультетами регулярно, и у преподавателей и студентов пользовались популярностью. Студенческая жизнь в "машинке" била ключом: я участвовал в самодеятельности, сотрудничал с вузовской многотиражкой, "активничал" в комитете комсомола.

В те годы в ЗМИ училось немало молодых людей из Польши и некоторых афро-азиатских стран. Всех ребят с желтой и черной кожей скопом называли арабами. Девушек, которые с ними встречались, многие осуждали. Считалось, что "крутить любовь" с "арабом" можно только из корысти. Но была одна пара, не стеснявшаяся демонстрировать свои чувства, - девушка второкурсница и первокурсник "араб" всегда ходили по коридорам, взявшись за руки. И вот эта девушка подала в комитет комсомола заявление с просьбой выдать характеристику для поездки в Польшу по турпутевке БММТ "Спутник". Напомню: бюро международного молодежного туризма "Спутник" ведало дружбой юношей и девушек СССР с ровесниками других стран соцлагеря. Чтобы приобрести путевку, нужно было в числе других документов представить характеристику с места учебы или работы. Утверждалась характеристика на заседании комитета комсомола. И если обычно все сводилось к простой формальности, то в этот раз Витя Клименко, комсорг института, предварительно объяснил, что отпускать за рубеж студентку, имеющую "отношения" с иностранцем, нельзя. Парень, будучи гражданином другой страны, может поехать в Польшу самостоятельно, и если парочка "за бугром" встретится, то неизвестно как поведет себя. Есть предложение не давать девушке положительную характеристику.

Стали голосовать, я оказался единственным, кто Клименко не поддержал. После чего пригласили студентку, устроив для проформы экзамен на знание истории комсомола и международной обстановки (вдруг в Польше спросят). Понимая, что её откровенно "валят", студентка плакала, обещала "по политике" подтянуться, но старшие товарищи проявили принципиальность и характеристику ей не выдали. Меня же, на том основании, что "недорабатываю со стенгазетами", вскоре вывели из состава комитета комсомола "машинки". То, что комсомол - прежде всего организация идеологическая, я окончательно и четко усвоил, когда работал в молодежной газете.

Уже упомянутый здесь Анатолий Пивненко (Пивень) стал редактором "Комсомольця Запорiжжя" в конце 1981-го, сменив никакого и трусливого Валеру Каряку. С Пивнем мы проработали восемь лет и почти всегда находили общий язык. Мой ровесник, человек творческий, он ценил такой же азарт в других. Поощрял, например, мою тягу к передвижениям, отпуская даже в неблизкие командировки и экспедиции. С согласия Анатолия как-то пришла идея пройти под парусами отрезок пути "из варяг в греки" по Днепру, Черному морю, Дунаю до болгарской Варны. Научную часть экспедиции брался обеспечить директор краеведческого музея Георгий Шаповалов (Жора охотно помогал мне вести в "КоЗе" краеведческую тематику), снарядить яхты и экипажи обещал спортивный клуб Запорожского трансформаторного завода. Я подготовил необходимую для таких мероприятий "идеологию": в состав экспедиции войдут призеры викторины "Знаешь ли ты Болгарию?", победители проведенного на ЗТЗ конкурса профмастерства, сам поход посвятим приближающемуся 70-летию ВЛКСМ. Обкому комсомола оставалось принять соответствующее постановление и уведомить болгарских коллег о готовящейся экспедиции. Вот здесь все и застопорилось: прямых указаний о содействии журналисту клерки не получили, мои же личные романтические устремления никого не интересовали.

Такая безынициативность, если указаний о проявлении энтузиазма от начальства не поступало, была вообще характерна для комсомольских функционеров. Не исключаю, что поход на яхтах не был поддержан по той причине, что обком попросту осторожничал: мало ли что случится на водной глади от Запорожья до Болгарии и обратно. "Лучше перебдеть, чем недобдеть", - вечнолюбимый лозунг перестраховщиков и скучных чиновников.

Знавал я, конечно, и нормальных - простых в общении, самостоятельных в принятии решений - лидеров молодежи. Скажем, с удовольствием вспоминаю ребят из Каменко-Днепровского РК комсомола и Энергодар с его атомной электростанцией. В октябре 1980-го сооружение ЗапАЭС объявили республиканской ударной комсомольской стройкой и наша газета, в соответствии с тогдашней традицией, взяла над объектом шефство. Мне поручили готовить "атомные" спецвыпуски и я пять лет (сначала ежемесячно, потом реже) ездил в Энергодар в командировки. Было потрясающе интересно наблюдать, как среди чахлой зелени и песков вырастают корпуса реакторов, многоэтажки современного молодежного города. Тысячи приехавших по комсомольским путевкам парней и девушек трудились с непоказным энтузиазмом, так же азартно и неформально действовал комсомольский штаб стройки.

Я приезжал, и "штабные" грузили меня темами публикаций, таща на новый объект, в передовую бригаду бетонщиков или в кабинет волокиты-начальника, которого следовало хорошенечко "пропечатать". Я не кривил душой, когда с пафосом призывал в своих репортажах ехать молодежь на строительство: "Хочешь иметь в жизни свою АЭС?". Тем удивительней были метаморфозы, случавшиеся с моими ровесниками, а то и молодыми людьми младше меня, стоило им попасть в штат городского или областного аппарата комсомола. Вместе с должностью ими быстро приобретались такие "взрослые" качества как осторожность, беспринципность, высокомерие. Повторюсь: не все из работавших "на комсомоле" были такими, но карьерных высот достигали в первую очередь именно приспособленцы и конформисты. Попав в номенклатурную обойму, они успешно переходили на профсоюзную и партийную работу, пристраивались разного уровня руководителями на большие заводы. Эти оборотистые "типа лидеры", в нужное время оказавшиеся возле приватизационного корыта, и стали потом владельцами "заводов, газет, пароходов", банков, прочих контор. Впрочем, об этом уже столько сказано и написано...

Мой рок-н-ролл

Осенью 1984 года в "Комсомольц Запоржжя" появилась музыкальная страничка "Ключ-соль". Я, как ведущий странички, понимал: комсомольская газета не может не писать о том, что интересует её молодых читателей. А молодежь уже вовсю "болела" рок-музыкой. Нужно было браться за тему и мне, но как? "Комсомольская правда", на которую ориентировались многие провинциальные журналисты, писала о роке осторожно, избегая явно положительных оценок. С одной стороны - волосатые "металлические" парни с гитарами не вписывались в советскую чистоплюйскую эстраду, с другой - акции "Рок за мир", "Рок против наркомании, СПИДа" и подобные им нужно было поддерживать.

Газетные материалы на эту тему сопровождались подборками читательских мнений как "за", так и "против" рока. В общем-то, эта позиция была правильной, пусть каждый решает сам, какую музыку выбирать. Тем не менее, обработка мозгов в сторону неприятия чуждой музыки чувствовалась. Популярны были выступления врачей, где они вполне научно доказывали, что тяжелый рок-н-ролл отупляет и вызывает повышенную агрессивность.

Для налаживания нужных контактов я, с благословения редактора Толи Пивненко, поехал в Москву, где зашел в некоторые издания, пишущие о музыке, в том числе и в "Комсомольскую правду". Журналисты-коллеги подарили список запрещенных советских и зарубежных ансамблей и исполнителей, утвержденный ЦК ВЛКСМ. В перечне были группы "Динамик", "Аквариум", "ДДТ", всего не менее двух десятков. Популярный испанский певец Хулио Иглесиас, например, получил черную метку за то, что негативно отозвался о московской Олимпиаде-80. Привезя список в Запорожье, показал его в обкоме комсомола. Там обрадовались, а бумагу размножили. Имея такую шпаргалку, можно было не бояться идеологических проколов. Только позже понял, какую подножку сам себе подставил. Даже невинные публикации о творчестве неблагонадежных групп снимались в дальнейшем цензором с музыкальной странички.