Сандра сама не понимала, почему ревнует к родной сестре даже пса мужа. Самого Даниэля она не ревновала. Но когда по ночам он целовал её и шептал, как она красива, Сандра не могла отделаться от мысли, что Даниэль говорит о былой красоте Лили. Сандру терзали сомнения, что в её голосе он слышит прежние слова Лили, что на её губах видит улыбку бывшей невесты. Неужели он с ней только из-за того, что она близнец своей сёстры? Когда Сандра набралась смелости спросить Даниэля об этом прямо, то в ответ услышала лишь удивленное: "Нет, конечно". Но сомнения почему-то никуда не делись.

Новая Лили держалась с Даниэлем мило и непринужденно, и ничего в её нынешнем отношении к нему не говорило, что когда-то Лили любила этого человека. Более того, она увлеклась другим. Это был приятель Даниэля ещё со времён его жизни в интернате - Отто Верт.

Энергичный Отто был журналистом, и у него имелось с десяток псевдонимов для разных изданий. Почти каждую пятницу Отто Верт приходил в гости к другу и его новой семье, чтобы поделиться с ними последними новостями.

Лили так сосредоточенно слушала речи Отто, что он всерьёз думал, будто Лили разбирается в политике. На самом деле, она просто умела внимательно слушать. Это обстоятельство всегда оказывало приятное впечатление на собеседника и заставляло его приписывать Лили неприсущие ей качества.

– Боже мой, до чего же мы дожили?
– разорялся профессор Метц.
– Треть продовольствия в страну везут из-за границы, а нас уверяют, что сельское хозяйство стало убыточным и нерентабельным. Тогда что же мы за республика, если не в состоянии себя прокормить?

– Что вы, профессор, - с легкостью в голосе парировал Отто, - нет никакой республики. За последние десять лет в государственном механизме ничего не изменилось, разве что не стало императора. Но монархическое мышление наших верхов явно осталось при них. Посмотрите на нынешний парламент - никто толком не знает, как им управлять, а нам, простым смертным, приходится выбирать его чуть ли не каждый год. Министры то и дело подают в отставку, а в здании парламента шныряют английские советники. Такое ощущение, что мы живём не в стране, а в железной клетке, как мыши Даниэля, и над всеми нами проводят беспрецедентный эксперимент.

– И в чём же его смысл?
– с умным видом вопросила Лили, желая показать свою заинтересованность, нежели из реального интереса к разговору.

Отто неопределённо пожал плечами:

– Наверное, просто хотят посмотреть, вымрем мы или нет. Кстати, Даниэль, как там твоя облысевшая крыса, ещё жива?
– шутя, вопросил Отто и, не дождавшись ответа, заметил, - Чего стоит хотя бы обвал курса марки, из-за него нам скоро всем придётся несладко. И дело здесь не только в Версальском грабеже.

– Как же нет?
– всполошился профессор, - Антанта собирается обирать нас до нитки сорок два года. Они хотят 132 триллиона марок! Это же заоблачные деньги.

– И их заведомо невозможно выплатить, - кивнул Отто.
– В этом и заключён весь смысл их претензий - поставить такие условия, чтобы Германия никогда не смогла их выполнить. Не выплатим деньги - не освободимся от обязательств, не освободимся от обязательств - останемся на крючке у победителей, и они будут вольны делать с нами всё, что им заблагорассудится. И так оно и будет, поверьте мне. Какие 132 триллиона, если из страны пропадает капитал?

– Как это пропадает? Испаряется, что ли?

– Да, профессор, испаряется в Германии и конденсирует в швейцарских банках - тридцать пять миллиардов за этот год - как сказал мне один осведомленный чиновник. Денег в стране нет. Франция отказывается покупать наши товары, потому что Британия обложила их двадцатишестипроцентной пошлиной.

– Как это возможно?
– нахмурился профессор Метц.
– Я бы понял, если бы Франция ввела пошлину на германские товары, которые в неё ввозятся. Это ведь называется защитой внутреннего рынка, так? Но какое дело Британии до германо-французских торговых отношений? По какому праву она может в них вмешиваться?

– Британии всегда есть до всего дело, профессор, и к этому пора привыкнуть. А нам пора свыкнуться с необходимостью посылать в Америку пароходы с золотыми слитками. Что тут сказать - в новом веке после войны мы вернулись обратно в средневековье.

Слава Отто Верта как проворного и осведомлённого журналиста, которому можно поручить какую угодно тему и он с ней обязательно справится, достигла ушей главного редактора конкурирующего издания. Недолго думая, Отто согласился на предложение о работе и тут же придумал себе новый псевдоним. И первым редакционным заданием для него стало освещение предстоящей Генуэзской конференции - главного политического события года все европейского масштаба.

После долгой командировки Отто Верт вновь появился в доме Метцев-Гольдхагенов, по большей части из-за очаровательной Лили, а не старого приятеля Даниэля. Конечно же, детские привязанности и давняя дружба никуда не делись, просто по мере взросления жизненные интересы Отто и Даниэля сильно разошлись. Отто абсолютно не интересовала биология, как и Даниэля политика. Зато с профессором Метцем и в компании его прелестной дочери, можно было запросто обсудить последние мировые события. Генуэзскую конференцию, например.