– Мне всё равно, что происходит где-то на востоке, - буркнул Гольдхаген.

– Надо же. А ведь оттуда родом твоя жена.

– И что? Она уехала оттуда лет... пятнадцать назад, кажется.

– Двадцать один, - укоризненно поправила его Лили, давая понять, что стыдно не знать такие судьбоносные повороты в жизни Сандры.

– Знаешь, Данни, - обратился к нему Отто.
– порой ты меня пугаешь. Ты же совсем не разбираешься в политике.

– Зато разбираюсь в хромосомной теории наследственности.

– Согласен. Вот только сильно ли тебе пригодится эта теория в повседневной жизни? Ты хоть в курсе, что происходит в стране? Хотя бы главное событие недели?

– Понятия не имею.

– Ты же сидишь дома, можешь перечитать все газет.

– Могу, но не стану тратить на это время.

Отто только в бессилии махнул на него рукой и тут же переключил своё внимание на Лили:

– А знаешь, почему у нас снова произошёл политический кризис?

– Нет. И почему?

– Оказывается, кабинет Мюллера не просто так перессорился между собой и ушёл в отставку. Для президента это стало очень удобным поводом прибрать всю власть в свои руки. Гинденбург решил, что назначать канцлера теперь будет единолично.

– А как же выборы?

– А что выборы? Партии получат голоса, голоса пересчитают в места в парламенте, а канцлером станет тот, кто понравится президенту. Может лидер победившей партии, а может быть я или ты.

– Да ладно, - смущенно улыбнулась Лили, - так ведь не может быть.

– Что значит, не может? Разве я могу тебя обманывать, милая? Они изменили конституцию, и теперь Гинденбург решает всё. Между прочим, выборы в парламент состоятся через полгода. Не знаю как у тебя, а у меня уже аллергия на выборы. Сколько их было за одиннадцать лет? Пять? И это только в парламент. И проходят они каждые два года. Такое ощущение, что партиям некогда работать, они постоянно готовятся к новым выборам. А теперь ещё эти национал-социалисты. Кто бы мог подумать, что они пойдут на выборы, и с ними всерьёз начнут считаться. Хотя, даже если их партия туда пройдет, Хитлера там всё равно не будет.

– А почему? Он ведь их лидер.

– Лили, солнышко, я ведь тебе уже сотню раз говорил, почему. У него нет гражданства. От австрийского он отказался лет пять назад, когда вышел из тюрьмы, а веймарское ему так и не дали. И вряд ли дадут. Люди, что устраивают государственные перевороты, такой милости не удостаиваются.

– Но у Хитлера много богатых сторонников, - заметила Лили.
– Что, если они ему помогут?

– Его партии и так помогают в исчислимом денежном эквиваленте. Если мои расчёты верны, то партия национал-социалистов за последние пару лет потратила шестьдесят миллионов марок, это как минимум. Максимум двадцать пять из них это партийные взносы. А откуда взялись ещё тридцать пять - крайне занимательный вопрос. Кирдорф, этот рурский магнат, говорил, что отчисляет партии по пять пфеннигов с тонны угля. Это двенадцать миллионов за два года. Но Кирдорх поклонник нацистов. Другие промышленники так не поступают. Максимум что с них мог получить Хитлер, это миллион, на большее они не расщедрятся. Остаются двадцать два миллиона, и я не знаю, кто их дал.

– Может ты ошибся в расчётах затрат?

– Ошибся? Да скорее всего я их непростительно преуменьшил. Ты видела эти толпы штурмовиков? А их форму? Ты только представь, сколько нужно денег на пошив формы тысячам человек? А ещё выдать им зарплату. Сейчас люди ведь не просто так идут в штурмовые отряды, они знают, что там им дадут денег за то, что они будут личной хитлеровской армией. И это при нынешней-то безработице. Слышишь, Данни, может тебе записаться в штурмовой отряд, подзаработать? Хотя, нет, кажется, тамошняя публика из-за чего-то недолюбливает евреев.

– Я не еврей, - недовольно буркнул тот, - я не знаю ни идиша, ни ладино, только немецкий, потому что меня воспитывали как немца. Немец я и есть. И к синагогам я никогда и близко не подходил. Я атеист, понимаешь?

– Да ладно тебе, ладно. Атеист, так атеист, - отстал от него Отто, снова переключившись на волнующую его тему.
– И всё-таки, Хитлер гениальный человек, раз придумал привлекать людей на свою сторону трудоустройством. И богатый... Двадцать два миллиона...

– Не может быть, чтобы у тебя не было версии, - не отставала от него Лили.

Немного помедлив, Отто пространно изрёк:

– А ты знаешь, почему политикам запрещено получать пожертвования из-за границы?

– Нет. А почему?

– Потому что под маской сочувствия, как правило, оказываются заинтересованные лица. И однажды они заставят подкупленного политика отрабатывать гонорар.

После этого разговора Отто пропал из города на два месяца и по возвращении тут же примчался в дом Метцев-Гольдхагенов.

– У меня просто сногсшибательная информация!
– Одним махом Отто осушил чашку горячего кофе, даже не заметив этого, а после возбуждённо поведал, - В 1923 году, перед самым путчем Хитлер был в Цюрихе. И привёз оттуда немалые деньги. Во франках и долларах!

– А зачем швейцарцам давать ему деньги?
– спросила Лили, ибо сидящего рядом Даниэля Цюрих абсолютно не интересовал.

– В том то и дело, что не швейцарцы. Швейцария - это глобальный финансовый центр. Деньги стекаются туда со всего мира и расходятся по всем страны. К тому же Швейцария вечный нейтрал. Там нет заинтересованных сил, там есть только обслуживающий персонал.

– Ну, так кого он обслуживает?
– не выдержала Лили.
– Не томи, а то я умру от любопытства.

– Это серьёзно, Лили, понимаешь, - предупредил её Отто и внимательно посмотрел на девушку, - если я ошибусь, это может стоить мне карьеры.