— Любо!

Евгений Александрович польщен неожиданной наградой, поэтому очень взволнован и на большом душевном подъеме держит ответное слово:

— Господин Атаман, господа казаки! С огромным сердцем, с огромной любовью, с высочайшим сопереживанием мы воспринимали все эти трагические дни и мы, сочувствуя, молились за вас, за Атамана, за ваши победы. Каждый ваш шаг мы отслеживали, я постоянно звонил Атаману. Это подвиг великой чести и достоинства Всевеликого Войска Донского…

Из круга доносятся голоса, которые дополняют слова белорусского атамана:

— Терцы воевали, кубанцы воевали.

— Белоруссии привет!

Евгений Александрович от слов переходит к делу, из пакета бережно вынимает красную коробочку:

— Эта икона была освящена в Афоне!

Из коробки достает икону и возносит ее над своей головой, чтобы все ее увидели. Казаки вразнобой одобряют: «Любо!». Николай Иванович снимает кубанку, крестится. Стоит заметить, что освящением иконы в православном Иверском монастыре, основанном в 980–983 годах, который находится на святой горе Афон в Греции, занимался немецкий атаман Михаэль Бок.

Евгений Александрович с загадочным прищуром снова тянется к своим закромам:

— При таком празднике, я не могу не вручить одну интересную вещь.

И из пакета вынимает простую бутылку водки «Бульбашъ», которая оформлена весьма необычным образом. Бутылка–атаман с усами и с торчащим из–под фуражки чубом, одета в гимнастерку и в шаровары с лампасами, перетянута портупеей и с шашкой на боку, а на погонах у нее четыре звезды, число которых соответствуют званию генерала армии Козицына. Слышен гомон и приглушенные голоса восторга, кто–то в изумлении хлопает в ладоши, для многих это «любо», а кто–то говорит:

— Такого мы еще не видали.

В адрес бутылки–атамана раздаются шутки. Зрители смотрят на нее с неподдельным интересом и нескрываемым любопытством, прикрываясь ладонью от солнца или стараясь придвинуться поближе, чтобы рассмотреть все детали: три пуговки на гимнастерке, кокарду на фуражке, пряжку на портупее. А Россолай не унимается, будто самолет на крыло в воздухе, кладет бутылку на бок, тычет указательным пальцем в генеральский погон, намекая на одинаковое количество звезд. За ним стоит атаман ростовский, который с большим интересом следит за реакцией Козицына. А тот свою довольную улыбку прячет в усах с бородой и в прищуре глаз, такого необычного подарка он действительно не ожидал. Видно, что Николай Иванович рад и, похоже, что ему ничего подобного не преподносили. Все знают, что Атаман водки не пьет, значит стоять этому сувениру среди подарков долго и радовать его взгляд, а также близких и друзей. Евгений Александрович аккуратно укладывает сувенир назад в коробку, прячет в пакет, который торжественно вручает. Кто–то предлагает свои услуги:

— Давай, я пакет поднесу.

В ответ раздается смех и из толпы доносится:

— Любо Атаману!

— Любо!

Слышу вопрос:

— Где это такую бутылку достали?

Я не без гордости отвечаю:

— Это сделала моя дочка.

Атаман с доброжелательной и радостной улыбкой принимает пакет и тянется к Евгению Александровичу, чтобы его душевно обнять и расцеловать. После яркого выступления Россолай подходит ко мне. Пока он светится радостью, я его фотографирую с наградой. Мы отходим в сторонку, чтобы сразу обмыть медаль, и только он собирается сунуть звезду в рюмку, как ростовский атаман упреждает:

— Не надо ее туда совать, а то не дай Бог еще облезет.

Удачная шутка при хорошем настроении провоцирует нас на радостный смех. Тут к нам подходит генерал–лейтенант МВД в запасе, который находится у истоков создания российского ОМОНа. Я и его снимаю в окружении своих атаманов. Снова у нас гости, двое абхазов, с одним из них Евгений Александрович лично знаком, и фотосессия продолжается. Южные гости со всем радушием приглашают нас в Абхазию, нам это приятно, и мы заверяем, что обязательно воспользуемся их гостеприимством.

Наступает вечер, незаметно опускаются сумерки, чувствуется прохладный ветер, и мы подумываем о возвращении в Ростов–на–Дону. Но у кого–то мелькает мысль переночевать здесь в палатке. Недалеко слышится слово «папа». К нашему кругу подходит высокий, под два метра, стройный, как тополь, одетый в камуфляжную куртку и джинсы бородатый парень. Его открытое улыбчивое лицо светится добротой. Евгений Николаевич с гордостью представляет:

— Вот мой крестник Миша.

Казаки называют его Мишаней, а «Папа» — это позывной, он уже полтора года повоевал на Луганщине. Ростовский атаман заговаривает с ним насчет формы одежды и погон. Я же оборачиваюсь и вижу красивого скакуна, в седле которого сидит высокий коренастый калмык с шашкой. Он красуется верхом на жеребце, который нетерпеливо топчется на месте, а потом с места срывается в галоп. Всадник с шашкой наголо ветром уносится в степь. Возле меня женщины в растерянности роняют:

— Ой! Мы же хотели его снять, даже фотоаппараты достать не успели, как он от нас ускакал.

Мне забавно, и я смеюсь:

— Надо быть в готовности. Я вот, например, успел его сфотографировать.

Евгений Александрович смеется и женщины тоже — их веселит собственная нерасторопность. Они делятся своими впечатлениями, как хорошо на джигитовке выступили девчонки:

— И даже лучше, чем мальчишки!

Через несколько минут в нашем кругу оказывается тот самый калмык, который не дался женщинам–фотографам. Он приятно огорошивает нас приветствием: