XXII

Мало-помалу я узнавал о судьбе госпиталя. Вот что мне рассказал старик.

Тринадцатого начался бой. Раненые находились на том берегу реки. Переправить их предполагалось, когда будет пробита брешь в тройном кольце, созданном немцами.

Старик был с ранеными. Его так и называли Стариком, хотя все в госпитале знали его настоящее имя.

— Оx! — воскликнула медсестра. — Они ушли без нас.

— А товарищи из штаба? — спросил старик.

— В пятистах метрах от лагеря никого нет.

За рекой, к северу от них, слышался сильный минометный огонь. Потом начали стрелять сзади, с горы, откуда госпиталь перебрался ночью. Было ясно, что это наступают солдаты Лера. Они уже много дней шли по пятам за госпиталем.

У медицинской сестры было скуластое, испещренное оспой лицо, карие глаза, детские губы и очень тонкая талия.

— Ты здорова? — подошел к ней старик..

— Да, — ответила девушка.

— Щеки у тебя горят.

— Воды, сестричка! — попросил раненый. Он лежал на носилках в кустах. Здесь было четверо раненых: все на носилках, за исключением смуглого паренька. Он сидя вслушивался в звуки боя.

— Я вам говорю, что наши пробьются. Наверняка.

— Поздно, — возразил другой.

— Почему?

— Потому что уже девять часов. Кому удастся выйти днем?

Третий хрипло выругался и застонал. У него осталась только одна нога, вторую отрезали до колена. На глазах его была повязка.

— Тебе плохо? — подошла к нему Рябая.

— Воды!

Приподняв раненому голову, она поднесла фляжку к его губам. Он пил, останавливаясь, чтобы передохнуть. Над головой засвистели осколки снарядов.

— Товарищи, — произнес партизан без ноги, с забинтованными глазами, — где мой пистолет? — Он пошарил вокруг руками, потом прерывисто продолжал: — Мне теперь ничего не страшно. Я уже наполовину мертвец. Запомните мое имя, если уцелеете.

— Милан, зачем ты так говоришь? — сказал сидящий. — Давайте о чем-нибудь другом.

Нет, — возразил тот, глубоко вздохнув и придвигая пистолет. — Сейчас нужно говорить только об этом.

— Слышите стрельбу? Движется к вершине? — взволнованно произнес сидящий раненый.

— Сколько человек в пятой? — спросил один из лежащих на носилках. У него на рукаве были звезды [8] .

— Три с половиной батальона, — ответил сидящий.

— Это хорошо. Но они нас не спасут.

— Почему?

— Потому что только у них есть возможность прорваться.

— А мы?

— Неужели ты хочешь, чтоб они погибали вместе с нами?

— Нет, — ответил сидящий раненый.

Они замолчали. Человек со звездами на рукаве повернул голову и посмотрел на девушку.

Она вытерла глаза и только в этот момент увидела прямо перед собой молодого светловолосого крепкого парня с красными звездами на рукаве и вышитыми на них серпом и молотом.

— Сколько здесь человек? — спросил он.

— Семеро и сестра, — ответила Рябая.

— Кто рядом с вами?

— Двадцать раненых из третьей.

— А где штаб центрального госпиталя?

— Вверху, в лесу.

На груди у него висел автомат, впереди у ремня болталась сумка с четырьмя длинными и полными дисками. Когда он повернулся, Рябая увидела у него на спине еще один диск в непромокаемой немецкой сумке. Ремень с гранатами плотно перетягивал его талию. Это был единственный вестник «оттуда», которого она видела.

— Идите вверх, по этой тропе, — сказала девушка. — Не заблудитесь. Кругом — сотни раненых. Только не останавливайтесь, немцы начали обстрел.

— Не беда, — возразил боец.

— Хорошие вести? — обратился к нему сидящий раненый.

— Отличные, друг, — сердечно ответил боец и исчез.

— Что он сказал? — спросил, подходя, старик.

— Хорошие вести.

— Дай бог.

— Старик, — простонал человек с повязкой на глазах. — Это ты?

— Да.

— Не поминай бога.

— Почему?

Потому что он на их стороне. Он перешел к немцам.

— Эх, мне бы ноги того парня, был бы и бог на моей стороне. И все бы вести были хорошие, — проговорил старик.

— У меня тоже были ноги, — глухо произнес человек с повязкой на глазах.

Девушка подсела к старику. Слышалось прерывистое дыхание раненых.

— Я думаю, нас давно бы отвели отсюда. Ведь те, с Сухого Дола, скоро будут здесь. Слышишь выстрелы? — шепнула она старику.

— Что ты хочешь сказать? — спросил тот.