7 июня 1977

друзьям в Мексику

Дорогие, простите, что не откликнулся сразу же на вашу открытку - были в Аршахе, неделю назад вернулись для ликвидации "дел", после десятого июня (моего дня рождения, который, увы, будет без вас), надо возвращаться. Нас уже приняли в мошав, это обстоятельство и отрадно, но временами заставляет еще глубже ощутить все более растущее одиночество, хотя появились новые добрые отношения и здесь, и там. Очень не хватает мне Овсея, только с тобой можно было "проигрывать" варианты, дававшие силы и убежденность, четко действовать. Сейчас же я часто впадаю в оцепенение, истерзанный противоречиями, с которыми поделиться не с кем. В сущности, произошло внутреннее отдаление и с Ильей, и с Юрой, а новые отношения - без той глубины, что позволяет понимать с полуслова.

Скоро месяц, как в стране, в сущности, произошла революция, подняв со дна тридцатилетнюю муть и Бог знает, что это принесет, очевидно, далее так продолжаться не могло.

Так и идет: врастает человек с мясом - без языка, профессии, и все в пустоте, без очевидных радостей и горестей. Новая жизнь, сняв бремя страха, не принесла эмоционального адеквата. Ну и Бог с ним, с адекватом, был бы вкус к жизни. У вас, дорогие, он есть, только не теряйтесь в своем окаянном заокеанье.

8 июля 1977

Иерусалим

Здравствуйте, дорогие! Сегодня пятница, 8 июля, завтра уже окончательно отпраляемся в мошав на Галилейском море, а сегодня - сборы, прощальные разговоры, финансовые дела и т.д. Для всех вас наше передвижение на двести километров на север от Иерусалима обнаружить на карте возможно, но ощутить реальный размер едва ли. Здесь это - три часа хорошей езды по западному берегу Иордана по всей длине от Мертвого до Галилейского моря, сквозь вечное пекло пустыни, что начинает убывать к Тверии.

5 июля Люся покончила со своим институтом, сдав последний экзамен. Я с детьми почти две недели в то время был в мошаве, работал как мошавник. Это значит с утра до ночи по собственному разумению, то есть: перерывы в работе, начало и конец рабочего дня определяются самостоятельно - важен результат. Обживали наш караван, а в семь вечера отправлялись на купание. В мошавную машину форд-транзит входит до 20 человек, сейчас я приехал на ней, оставив свой минибус, т.к. мы забираем стиральную машину, телевизор и всякую дребедень, хотя караван сам по себе идеально оборудован американцами для уюта.

... Что говорить, купание при луне на нашем море, это - вещь! Для глаза! Для тела! Для дыхания! Для души! Домой - в гору, круча более чем в двести метров, это мы поднимается со дна моря, так как мошав, стоящий на горках, находится на нулевой отметке, - это уровень моря, т.е. мирового океана.

Натуральный ритм жизни, где будят не петухи, а божьи птахи, да во все горло, да ветер, шелестящий листву эвкалиптов над караваном, свежесть утра - лучшая пора суток, и держится она почти до полудня, затем несколько часов душных, на солнце - знойных. Природный ритм ведет жизнь, даже снабжение без затруднений: в двух шагах лавка, торгующая в кредит.

июль 1977

Хайфа

Дорогие дядя и братья! Сейчас у Гриши прочитал письма дяди и Фридриха, узнал, что в июле должны были собраться все и решил сразу же написать вам.

Я чрезвычайно рад, счастлив бодрости, молодости дяди; тому, что Вы, дядя, бремя жизни несете с достоинством. Перед отъездом я писал Вам, но не было пути, не удалось говорить, не удалось прощаться. Ваши же письма - продолжение не только кровной, не просто семейной связи - они для меня неизмеримо большее: вся моя долгая жизнь, начиная с сорок первого.

Я очень хотел застать этим письмом братьев своих, встретившихся одновременно с Вами, дядя, быть может, впервые за многие десятилетия, пусть физически без меня, - это не столь существенно. Существенно, что я незримо среди вас, как вы все всегда со мной, во мне, как нечто неотъемлемое, как нечто более существенное, чем я сам. Это понимаешь на расстоянии, это понимаешь со временем - тут мудрость опыта и его жестокость.

Дядя, отвечаю на Ваш вопрос, обращенный к Грише, тем более, что он сидит напротив (мы только что поужинали с пивком из морозильника), и делает перевод специальной статьи с иврита. А я человек легкомысленный, науки мне этой уж не одолеть, так я обхожусь русским. Вот и сейчас - с Вами.

"Как устроился Лева?" - ответ для всех времен, в полной независимости от конкретной обстановки (работа, материальное положение, место жительства и т.д.), может быть только один - прекрасно, лучше, чем в самом счастливом сне. Нужно ли это аргументировать?

Ведь только здесь, где небо и земля все более освобождают, где дышится полной, не стесненной страхами и предчувствиями, грудью, есть та жизнь, к которой я невольно стремился всю жизнь, и вот - получил. Только одна горечь: не видел я отца в последние минуты, вы все вне возможности обнять, пожать руки, - это огромная плата за это счастье, за то, что дети растут и не знают всех вас. Это и есть та праведная жестокость жизни, о которой я писал, которую всем нам надлежит нести с достоинством.