Шрифт:
– Тю! А ежели кому потребуется за колбасой там.
– Или за салом со шкуркой!
– Или за конфетами!
– За лентами, - вставила большеглазая Оксанка.
– Сказал же - только султан! А ежели кто, кроме него, в тот же миг, человек тот обращается в камень, то есть падает и шевельнуть ни рукой, ни ногой не может.
– А головой?
– И головой тоже! Не дышит, и глазами вертит, и все слышит и понимает.
– Тю! Какой же это камень.
– Не нравится, не слушай!
– цыкнули на умника.
– Ну а дальше, дальше-то что?
– А дальше так и будет лежать, пока не помрет от голоду, или пока не придет султан и не выволокет его оттуда.
– Это шо ж, султану первым делом, как встал - иди в камору и тягай ворье всякое.
– Дурак! Зато сокровища целые!
– Тоже мне - сокровища. Больно надо колбаса его! Вот у батьки моего сапоги есть - юфтевые. Вот где сокровище, так сокровище.
– И у моего есть!
– У твоего! Да откуда, все знают - Голопупенки голодрабцы из голодрабцев...
– Сам ты голодрабец!
– А ну повтори!
– И повторю!
– А ну цыть!
– в который раз возвысил голос рассказчик.
– Досказывать, али нет?
– Досказывайте, дядьку Панас. Только пусть этот не обзывается.
– Ты сам первым начал!
– Нет ты!
– Нет ты!
– Да я тебя!
– Цыть, я сказал!..
Было это, не было. Если было - то когда? И где тот хутор? Где тот Миргород?
Мы же, волею Аллаха всемилостивого и всезнающего, вернемся в Ахдад.
Ахдад, в котором немногим, или многим ранее происходило следующее:
20.
Продолжение рассказа о Шамс ад-Дине Мухаммаде - султане Ахдада, о жене его Зариме и о трех набегах
Бритый полководец так и не смог поднять армию на четвертый приступ. Увы, увы, похоже, на этот час, пушка истратила все свои заряды. А ведь, говорят, предок Шамс ад-Дина - великий и могучий Мусса-аль-Хади в лучшие годы производил до десяти выстрелов за ночь, да и в старости... О, Аллах, где, где времена славных героев прошлого!
– История твоя, о муж мой, удивительна и преисполнена мудрости, и поучительности, и наставления для последующих, и будь она даже написана иглами в уголках глаза, она послужила бы назиданием для поучающихся! Но ты обещал, что я попаду в сокровищницу, и все, на что ни укажу, станет моим. Мои мысли так же далеки, как колодцы в пустыне для умирающего от жажды, от того, что светоч мира бросил слова на ветер, что обещания его - пустой звук, подобный шелесту песка, но как же, о султан моих помыслов, ты исполнишь свое обещание, в котором поручительством выступила доблесть твоих предков.
– Или ты сомневаешься в моих словах, женщина! Так, знай же, они тверже...
– взгляд Шамс ад-Дина упал на поникшего полководца, - в общем, твердые. Да, сокровищница охраняется колдовством, лучше любой стражи, но разве в радость обладание жемчужиной, если не имеешь возможности показать ее. О-о-о, преисполненные желчи взгляды завистников проливаются живительной влагой на иссохшую душу. Что может быть лучше лица высокого гостя, старающегося скрыть разливающуюся по членам желчь. Знай же, о женщина, любого, будь то мужчина или женщина, сын Адама или ифрит, кого я возьму за руку и введу в сокровищницу, не коснется колдовство. И он сможет находиться там достаточное время. Достаточное, пока я не выведу его, или посетитель по милости Аллаха милостивого и милосердного - не отдаст душу, как известно, взятую взаймы, от голода, либо от какого иного случая.
– О, муж мой, - произнесла Зарима, - ты окажешь недостойной жене своей эту честь. Введешь меня?
– Так будет, и это также верно, как то, что нет бога, кроме Аллаха и Мухаммад пророк его!
– Но, муж мой, твоя сокровищница без сомнения так велика, а женское естество так непостоянно, как я успею рассмотреть все и выбрать подарок себе по-сердцу.
– Клянусь Аллахом, - ответил Шамс ад-Дин, - я введу тебя перед зухром, а выведу сразу после асра. Хватит ли тебе этого времени, женщина?
И Зарима сказала:
– Хватит.
– Да будет так, и Аллах в том поручитель!
21.
Окончание повести о царе Юнане, враче Дубане и о коварном визире
– Пощади меня - пощадит тебя Аллах, не убивай меня - убьёт тебя Аллах!
– взмолился врач Дубан, но, убедившись, что царь несомненно его убьёт, он сказал.
– О царь, если уж моя казнь неизбежна, дай мне отсрочку: я схожу домой и накажу своим родным и соседям похоронить меня, и очищу свою душу, и раздарю врачебные книги. У меня есть книга, особая из особых, которую я дам в подарок тебе, а ты храни её в своей сокровищнице.