Шрифт:
А если это «сломанный нос»? – кольнула догадка. Он знает, где живет Артем и сколько у него примерно имеется денег. Знает он также, что Артем в милицию не побежит. Но почему он не взял все? Н-да. Что теперь делать? Какая тут Ялта! Давай-ка подумаем. Сведениями о его приблизительных недавних доходах располагают профессорша, Трофим Петрович, его подручный Иван Николаевич и шофер последнего – «сломанный нос». Хотя Ладейниковой известно только, что он получил какие-то деньги. Вряд ли она будет связываться с ограблением. Зачем ей это? Другие двое… Трофим Петрович? Маловероятно. Иван Николаевич? Тоже сомнительно. Остается «сломанный нос». Круг замкнулся. И опять же возникает очевидный вопрос. В тайнике осталось пять тысяч его собственных денег… старинные ордена, бриллиантовое кольцо… Чем же эти вещи не понравились?
Взгляд Артема рассеянно пробежал по комнате. На тахте валялась холщовая сума, о которой он в последнее время совсем забыл. В ней должна лежать византийская эмаль с изображением Иоанна Предтечи. Неужто и ее украли?
Он залез в суму. Эмаль оказалась на месте. Она по-прежнему была завернута в кусок красного бархата, который дала ему мать. Артем развернул материю. И вновь он поразился необъяснимому оптическому явлению. Комната внезапно озарилась. Стал ли тому причиной одинокий луч солнца, пробившийся из-за туч, или подобный эффект создавал свет, отразившийся от эмали? Артем поймал себя на мысли, что от иконы Иоанна Предтечи невозможно отвести взгляд. На нее хотелось смотреть и смотреть. Он сдул с нее несуществующие пылинки, потом протер поверхность рукавом рубашки. Разноцветные вкрапления заиграли еще ярче.
Так, что же делать дальше? Нужно разобраться во всем и поставить наконец точку. А посему нужно отправиться к профессорше и допросить ее с пристрастием. А если она окажется ни при чем, нагрянуть к Трофиму Петровичу… Может, все-таки он замешан в исчезновении денег? Артем повертел в руках эмаль. Оставлять ее дома он, конечно же, не собирался. Взять с собой? Но куда положить? Во внутренний карман куртки она не влезет, а в наружных будет мешать. Ага, вот что он сделает! Нужно пришить к подкладке куртки временный карман.
Полчаса он осваивал новое для себя портняжное искусство. Наконец, пусть вкривь и вкось, но потайной карман был пришит. Артем затолкал туда эмаль. Затем он перекусил, накормил собаку и лег спать, а проснувшись, наскоро умылся и стал собираться к Ладейниковой.
Вот и знакомая дверь. Все та же латунная табличка, повествующая, что тут некогда проживал профессор медицины Эраст Богданович Ладейников. Табличка – своего рода мемориальная доска. Человека давно нет на свете, а она поблескивает в полумраке лестничной клетки, напоминая о суетности бытия. Какая разница, был ли он профессором или, скажем, простым водопроводчиком? Тлен ждет обоих. Правда, водопроводчики не украшают своих дверей подобными знаками собственной значимости. Но кто знает, чей вклад в цивилизацию значительней. Без теплого сортира в наше время невозможна подлинная духовность.
Подобные мысли пришли в голову Артему, когда он крутил винт механического звонка. Как обычно, дверь долго не открывали. Артем было подумал, что вообще не отворят никогда – ведь Манефы больше нет, а способна ли Ладейникова на столь героический поступок?
– Кто там? – послышалось наконец откуда-то из небытия.
– Ваш преданный слуга, – отозвался Артем.
Защелкали замки, дверь, придерживаемая цепочкой, чуть отворилась, и в проеме показалась закутанная полотенцем голова.
– Только я не один, – заметил Артем, указывая на стоящего рядом пса.
– Собака? Откуда? Впрочем, какая разница.
Звякнула цепочка, и Артем, а вслед за ним пес прошли в прихожую.
– Громадная какая! – удивилась профессорша. Она была облачена в банный халат, и Артем почувствовал – от нее попахивает алкоголем. – Где ты ее взял?
– Не спрашивай, дорогая. Это мой верный друг и защитник. Выручал в труднейшие минуты. Возможно, и сейчас пригодится.
Профессорша оценивающе оглядела пса.
– Возможно. Хотя у меня собственная метода. Проходите оба. Одна я теперь… – она вздохнула. – Манефа бы вас, наверное, не пустила. Собак она не любила. Ну да ничего… Скоро она будет отомщена. Высокопарно звучит, но я своего добьюсь. Представляешь, приехала, стою у двери и только тут вспомнила: ключи от квартиры тоже остались в сумочке. Хорошо, у соседки всегда хранились запасные. Вошла… Пустота, как в безвоздушном пространстве. Словно со смертью Манефы и моя жизнь кончилась…
– Что же собираешься предпринять?
– Увидишь. Ты на чем приехал?
– На машине.
– Отлично! Вечером отправимся к Трофиму. Последняя, так сказать, схватка.
– Но я не представляю, где он живет.
– Ничего, я знаю.
Артем с интересом взглянул на хозяйку:
– Бывала, что ли, у него? Чем же вы занимались?
– Не тем, про что ты думаешь! – отрезала Ладейникова. – Разувайся, снимай куртку, а собака пускай остается здесь.
Сенбернар, казалось, понял слова хозяйки дома. Он послушно лег на пол, положив голову на передние лапы.
– Умница, – похвалила Ладейникова. – Иди за мной, – позвала она Артема.
Наш герой прошел по знакомому коридору, но не в гостиную, на стенах которой висели полотна старых мастеров, и не в будуар хозяйки, а куда-то еще дальше, в глубь квартиры. «Сколько же здесь комнат? – размышлял он. – Просто дворец, да и только». Она открыла перед ним дверь:
– Входи.
Когда Артему случалось бывать в профессорской квартире, он постоянно поражался запахам, присутствовавшим в ней. Нигде больше не приходилось обонять столь необычные ароматы: смесь пряных восточных курений и одновременно странных, гнилостных, отвратительных, но если принюхаться, весьма притягательных, возбуждающих запахов. Правда, нужно отметить, что присутствие их было ненавязчиво, словно слабый ветерок доносил издалека тяжелый дух цветущей черемухи. Но как только Артем переступил порог комнаты, в нос ему ударила такая вонь, что он чуть не пошатнулся. В комнате оказалось почти темно, лишь поодаль, видно, у стены, теплилась пара синих огоньков.