Шрифт:
– Где взял? – как бы равнодушно спросил у шурина, тот не ответил. – Юнга принес? – кивнул на парня. – Давно? Впрочем, понятно, не вчера. Сколько ты хочешь?
– Десять процентов, – внешне спокойно сказал Дуарте.
– Так дело не пойдет, – адмирал стряхнул с пальца песок, брезгливо задернул тряпку— Ты не понимаешь, чего требуешь от меня? – Он отошел от стола, уселся в кресло. – Я все равно узнаю, откуда оно, – многозначительно посмотрел на Сибулету.
– За ним двадцать пушек, – напомнил шурин, – и отборная команда.
Юнга спиной ощутил холодок, захотелось сесть прямо на пол.
– Три процента, – процедил сквозь зубы адмирал.
– Ты обкрадываешь меня! – возмутился Дуарте. – Золото лежит на поверхности, хоть лопатой греби.
– Много? – насторожился Магеллан.
– Достаточно, – уклонился от вопроса шурин.
– Вдруг оно плохого качества? – адмирал сцепил руки и нахмурил брови, будто собирался отказаться от сделки.
– Пригласи Моралеса – он проверит!
– Нет, нет, – замахал руками Фернандо. – Успеем.
– Тогда – десять! – решительно потребовал Барбоса.
– Если матрос нашел золото, о нем непременно знают индейцы, – вычислил адмирал. – Проще поймать туземца, чем договариваться с тобой. Завтра или послезавтра солдаты приведут дюжину дикарей! Твое золото будет стоить не дороже десяти зеркалец.
– Разведчики не заметили металла на великанах.
– На шкурах, заменяющих им плащи, – парировал адмирал. – Три процента – предельная цена.
– Десять! – отрезал шурин.
– Послушай, – мягко сказал Фернандо, – почему ты решил, будто за юнгой и тобой стоят пушки? За спиною Сибулеты – Энрике, за твоей, – кольнул глазами Дуарте, – малиновый бархат.
– Угрожаешь?
– Боже упаси! Ты сам упомянул о пушках, но плохо считаешь.
– Девять, – уступил шурин.
– Верный ход! – поддержал Магеллан. – Пора спуститься с облаков на землю. Королю не понравится участие в деле лишних людей. У тебя нет прав на землю, лишь сомнительное знание расположения золотоносных жил. Я бы мог помочь тебе, как родственнику…
– Девять, – упрямо повторил капитан.
– Губернатор Дуарте де Барбоса, – Магеллан подчеркнул дворянскую приставку, – красиво звучит?
– За сотню тысяч дукатов я куплю любой титул, – вежливо отказался от милости шурин. – Если император узнает о золоте от меня, то сохранит тебе долю?
Довод не понравился Магеллану.
– Четыре, – прибавил он нехотя.
Торг продолжался, будто не было общей опасности последних лет, общих надежд и невзгод, будто встретились незнакомые люди, будто несколько недель назад не висели их жизни на волоске и не победили они благодаря совместным усилиям. Спор затихал и усиливался, в ход шли новые аргументы, вспоминались старые, словно от количества повторений они приобретали вес. Торг прерывался посторонними разговорами, чтобы вспыхнуть с удвоенной силой. Как бы мимоходом Барбоса сообщил о попытке Сибулеты утаить находку а Магеллан выказал неподдельный гнев, игнорируя тот факт, что шурин сейчас действует не менее коварно и достоин порицания. Но торговаться офицерам было естественно, а неповиновение «парня с бака» являлось преступлением.
– Шесть процентов! – трахнул ладонью по столу шурин. – Зови нотариуса!
– Давно бы так, – согласился адмирал.
Довольные сделкой, они дружно развернули тряпку, поднесли к огню, начали осторожно пересыпать песок.
– Кликни нотариуса, – напомнил Дуарте, – оформим документы!
– Погоди, – не спешил Фернандо. – Сначала проверим качество.
– Опять за старое… – опечалился Барбоса. – Говорю тебе…
– А вдруг обманка?
– Взвесь на руку!
– Мусора полно, – возразил Фернандо. – Не повторилась бы ошибка Колона! Из первого плавания на Эспаньолу он привез обманку и доказывал, будто нашел золотую руду.
– Здесь не руда, а чистое золото! – Дуарте взял щепотку, посыпал перед свечой. – Блестит, играет…
– Все же, давай проверим! – настаивал Магеллан.
– Хорошо, – сдался шурин. – Пусть Моралес исследует, а после сразу подпишем контракт.
– Слово чести!
– Эй, воришка, – повеселел Дуарте, – позови врача!
Радостный Сибулета выскочил из каюты.
В тесном треугольнике форпика-лазарета «Виктории» на полу (кровати для матросов были большой редкостью), на тюфяках, набитых соломой, головой к борту, ногами в проход лежали больные. Воняло серой. Теплым днем матросы вынесли хворых на палубу, потравили в кубрике клопов, кишевших в углах, срывавшихся с потолков. Кто-то грустно пошутил, будто в Преисподней лучше, ибо там нет бегущих от зловония насекомых. Хотя матрасы и одеяла тщательно обкурили, вши сохранились и нещадно кусали людей. Отец Антоний читал страждущим при свете фонаря:
«Не делайте себе изваяний и кумиров, не ставьте столбов, не кладите камней с изображениями в земле вашей, чтобы кланяться перед ними; ибо Я Господь, Бог ваш.
Соблюдайте Субботы, чтите Мое Святилище. Если будете поступать по Моим уставам, исполнять и хранить заповеди, то Я дам вам дожди в свое время, а земля – произрастания, полевые деревья принесут плоды. Молотьба хлеба продлится у вас до сбора винограда, собирание винограда – до посева; станете есть хлеб досыта, жить безопасно. Пошлю вам мир, изгоню лютых зверей: ляжете, и никто не побеспокоит вас; меч не пройдет по земле. Будете побеждать врагов, они падут пред вами от меча. Пятеро из вас осилят сто, а сто – тьму. Призрю на вас, сделаю плодородными, размножу, останусь тверд в завете с вами. Не будете есть старое, прошлогоднее, выбросите его ради нового. Построю Свое жилище среди вас, душа Моя не возгнушается вами. Буду ходить среди вас, стану вашим Богом, а вы – Моим народом. Я Господь, выведший вас из земли Египетской, чтобы не были рабами, сокрушивший узы вашего ярма, поведший вас с поднятою головою…»