Шрифт:
– Совсем страх потеряла?
– выдохнул он ей в лицо, одновременно пытаясь свободной рукой нащупать край одеяла и прикрыться плотнее.
– Но почему?
– обиженно спросила княжна, не пытаясь освободиться.
– Я нарисую тебя красивым, и даже твой неправильный нос…
– Отстань от моего носа!
– но Антон так и не нашел в себе сил отпустить девушку, замерев в опасной близости от ее губ.
– Ты весь какой-то неправильный. Я никак не могу тебя понять… то ли ты целуешь, то ли…
Антон еще крепче стиснул в кулаке ее волосы, уже собираясь пуститься во все тяжкие и поцеловать так, чтобы она… Но дверь распахнулась, и на пороге возник мрачный Дылда. И по тому, что он не отпустил пошлой шуточки в сторону обжимающихся, юноша понял, что дело плохо.
– Что случилось?
– спросил он, отодвигая девушку в сторону и садясь на кровати.
– Шкипера повесили.
Глава 11, в которой девочка кричит “Крыса!”, но ей не верят
Утренний туман был очень плотным и физически ощущаемым. Он давил на виски и на глаза, сжимал горло тухлой сыростью и укутывал корабль похоронным саваном. И в этой страшной оглушающей тишине особенно отчетливо слышался скрип корабельного каната, перекинутого
через рею, на котором покачивался посиневший шкипер с вываленным языком. Его лицо было искажено предсмертной мукой, и капитан невольно сотворил в воздухе святой символ.
– Господи Единый, прими его душу… - капитан дал отмашку Яну и Педро, и те взялись за фал, чтобы спустить тело несчастного.
Тихий вскрик за спиной Кинтаро обнаружил новоприбывших на палубу. Девчонка расширенными от ужаса глазами смотрела на мертвого старика, зажав себе рот ладонью. Капитан осуждающе покачал головой.
– Ты бы увел отсюда свою милую, Анджей. Это не то зрелище, которое ей стоит видеть…
– Я останусь с ним, - дрожащим голосом заявила девушка.
– За что? Почему его повесили? Что он сделал?
– На всякий случай скажу сразу, капитан, что мы из каюты не выходили, - мрачно сообщил юнец, прижимая к себе Юлю и отворачивая ее от мертвого тела.
– Дылда, подойди и взгляни… - коротко попросил Кинтаро.
– Что скажешь?
Капитан отвернул воротник на теле шкипера, обнажив багровый след от каната. Дылда присел рядом на корточки и со знанием дела быстро осмотрел убитого.
– Задушен канатом. Сопротивлялся, ногти обломаны, - головорез взял в руки канат и покрутил его, словно прикидывая.
– У душегуба сильные руки. Подними его.
Капитан с помощью матроса поставили убитого на ноги, удерживая с двух сторон, а Дылда подошел сзади и накинул тому на шею канат, примериваясь и так, и сяк.
– Убийца одного с ним роста, след ровный, без задирания или утягивания…
– Когда убили?
– Дык, а я откуда знаю, - пожал плечами головорез.
– На морозе тело быстро остыло.
– Разве в Гильдии не учат определять время смерти с точностью до часа?
– раздраженно осведомился Кинтаро.
– Хватит уже строить из себя целку!..
Дылда покосился в сторону девушки, тяжело вздохнул и кивнул.
– Ну ладно, как скажешь.
Он огляделся вокруг в поисках подходящего инструмента, но за неимением лучшего, вытащил из сложенной парусины тонкий поддерживающий прут и вернулся к телу. Опустился рядом с убитым на колени, задрал на нем рубашку, профессионально прощупал живот и вдруг… резким уверенным движением проткнул печень.
– Господи!
– вскрикнула Юля.
– Не смотри, я сказал!
– Что же он делает? Зачем?
– не успокаивалась девушка, все равно изворачиваясь и подглядывая за происходящим.
Но Дылда прекрасно знал, что делал. Он вытащил прут, принюхался к темной крови на нем, потом лизнул и посмаковал ее на языке, чем вызвал даже у капитана легкий рвотный позыв.
– Теплая и густая. Убили два часа назад, - уверенно изрек Дылда и сплюнул кровью.
– И странный вкус… Чем он баловался?
Капитан нахмурился.
– Табак он курил. Любил подымить, когда плохо спалось. Он и на палубу в такую рань наверняка вышел, чтобы покурить трубку.
– Ну не знаю, капитан, тебе оно, конечно, виднее, но от табака совсем другой привкус…
Дылда склонился над лицом убитого и принюхался, словно ищейка.
– Опиум. Точно, опиум.
– Костакис и опиум?
– недоверчиво переспросил капитан.
– А не придумываешь ли ты, чтобы себя выгородить?
Головорез разогнулся, отряхивая колени, и равнодушно пожал плечами.