Шрифт:
Квиллер доел последние крошки горько-сладкого торта и сказал:
– Меня также интересует джанк-скульптор по имени Нино. Вы знаете что-нибудь о нем?
– Великолепный, благоухающий и безобидный, – ответил Маунтклеменс. – Следующий подозреваемый?
– Кое-кто предполагает, что это семейное дело.
– Миссис Ламбрет имеет слишком изысканный вкус, чтобы позволить себе столь грубое убийство. Заколоть ножом? Застрелить – может быть, но не заколоть. Застрелить с помощью маленького дамского пистолета или что там женщины носят в сумочке. Мне всегда казалось, что эти дамские сумочки набиты мокрыми детскими пеленками. Но несомненно, там есть место для маленького дамского пистолета, инкрустированного немецким серебром, в футляре из черепахового панциря.
Квиллер сказал:
– Вы видели когда-нибудь портрет ее мужа, который она написала? Ламбрет выглядит живым, словно на фотографии, но сам портрет не очень лестный.
– Я благодарю судьбу за то, что меня миновала чаша сия… Нет, мистер Квиллер, боюсь, убийца не художник. Заталкивать режущий предмет в плоть было бы исключительно противно для художника. Скульптор лучше чувствует анатомию человека, но он проявляет свою агрессивность в более примитивной для общества манере – терзая глину, долбя камень или кромсая металл. Итак, лучше бы вам поискать убийцу среди разгневанных клиентов, отчаявшихся соревноваться с Ламбретом владельцев галерей, ненормальных любителей искусства или отвергнутых любовниц.
– На всех оскверненных произведениях искусства были изображены женские фигуры, – сказал Квиллер.
Нож для бумаги с шумом вскрыл еще один конверт.
– Исходя из здравого смысла, – сказал критик, – я начинаю подозревать ревнивую любовницу.
– У вас были основания подозревать Эрла Ламбрета в нечестном бизнесе?
– Мой дорогой, – ответил Маунтклеменс, – любой хороший торговец искусством имеет все необходимое для того, чтобы стать выдающимся мошенником. Эрл Ламбрет выбрал другие, более ортодоксальные каналы для применения своего таланта. Кроме этого, я больше ничего не могу сказать. Вы, репортеры, все похожи друг на друга: когда вам в зубы попадает какой-нибудь клочок информации, вы терзаете его до смерти. Еще чашку чая?
Критик налил чай из серебряного чайника и вернулся к своей почте.
– Вот приглашение, которое, возможно, заинтересует вас, – сказал он. – Имели ли вы когда-нибудь удовольствие посетить вернисаж? – Он протянул картонку малинового цвета Квиллеру.
– Нет. Что значит «вернисаж»?
– Тоскливый вечер, устраиваемый художниками и навязываемый публике, которая достаточно доверчива, чтобы заплатить за входной билет. Однако приглашение позволит вам пройти без оплаты, и вы, возможно, выжмете из этого тему для статьи. Возможно, вы даже слегка позабавитесь. Советую вам одеться поскромнее.
Вернисаж назывался «Тяжкая тяжесть висит у нас над головой» и был назначен на следующий вечер в Пенниманской школе изящных искусств. Квиллер решил сходить.
До того как он покинул квартиру Маунтклеменса, Коко удостоил их своим появлением. Кот вышел из-за ширмы, небрежно взглянул на Квиллера, широко зевнул и удалился из комнаты.
Одиннадцать
В понедельник утром Квиллер позвонил директору Пенниманской школы и попросил разрешения взять интервью у одного из преподавателей. Директор согласился. В его голосе Квиллер уловил звонящие колокола и сверкающие искорки, которые всегда сопровождают предвкушение от встречи с прессой.
В час дня репортер появился в школе и был отправлен в сварочную мастерскую, отдельно стоящее здание позади школы, увитое плющом, видимо, бывшую конюшню Пенниманского имения.
Внутри мастерская изобиловала острыми кромками и колючими выступами свариваемой металлической скульптуры. Квиллер не мог сказать, на начальной или завершающей стадии находится работа. Все здесь казалось созданным для того, чтобы поранить тело и порвать одежду. Вдоль стен лежали газовые баллоны, куски резинового шланга и огнетушители.
Батчи Болтон, нелепо выглядевшая со своими кудряшками в огромном комбинезоне, одиноко сидела, поедая что-то из бумажного пакета.
– Хотите сандвич? – предложила она с деланной небрежностью, пытаясь скрыть удовольствие от того, что у нее берут интервью для газеты. – Бутерброд с ветчиной?
Она очистила место на верстаке с асбестовым верхом, отодвинув в сторону гаечные ключи, зажимы, плоскогубцы и поломанные кирпичи, и налила Квиллеру чашку черного, как деготь, кофе.
Квиллер принялся за еду, хотя полчаса назад пообедал. Он знал, какие результаты мог дать прием пищи во время интервью: формальные вопросы и ответы переходят в непринужденный разговор.
Они обменивались впечатлениями о любимых ресторанах и наилучшем способе приготовления ветчины. Потом перешли к диетам и зарядке. Далее разговор зашел о преимуществах кислородной сварки. Пока Квиллер грыз огромное красное яблоко, Батчи надела каску, защитные очки и кожаные перчатки и показала, как пудлинговать металлический брусок и прикреплять к нему ровный шарик.
– Это большое достижение, если за первый семестр удается научить детей не обжигаться, – сказала она.
Квиллер спросил: