Он подмигнул и провел больим пальцем по губам.

— Угу. Не сомневаюсь. Спасибо за беседу.

На этом я ушла, оставив Трена самоудовлетворяться.

За ближайшей повозкой обнаружилась Лилиан, девчушка из клоунов. В светло-карих глазах светились искорки счастья, полные щёчки горели румянцем.

— Ой, Кети, откуда ты взялась, ты видела, что за красота внизу, там на птицеящерах летают и ветер разноцветный, а какие цветы, какие храмы, а какой туман! — залопотала Лили, всплескивая руками и откидывая золотистую челку, — ой скорей бы мы встали лагерем, хочу пойти по городу, говорят, Дарн отпустит всех, а я с Отто пойду, а он такой хороший, а город такой красивый! Надо гулять! Надо обязательно гулять! На такую красоту грех не поглядеть!

Кивая и хмыкая, я поискала глазами Эвелин. Хрена там. Не мудрено: почти всю площадку занимала мешанина людей и повозок. Толстопузые купцы мерились размером кошелей, паломники трясли свитками, несколько дородных матрон увлечённо работали локтями. Промелькнул Дарн с красным злым лицом и Халнер, который с подчёркнуто-безразличным видом что-то говорил одному из погонщиков, а вокруг них скакал купчик, потрясая кулаками. Предмет спора, птицеящер с рыжевато-красным оперением на голове и спине, и тёмно-серой чешуёй на лапах и хвосте, щёлкал плоским клювом. Другой птицеящер прятал крыльями и фыркал: ему на голову забрался парень из акробатов и старательно удерживал равновесие на одной руке. Погонщик тем временем таращился на фокусы шпагоглотателей, открыв рот и позабыв всё на свете.

Чуть дальше я увидела Изабель, любовницу Дарна… и, если верить рассказу Трена, очень-давно-бывшую невесту Халнера. Фифа задумчиво перебирала складки пурпурного платья, в глубоком и узком декольте посверкивало ожерелье тёмного, в тон волос, камня. Сами волосы были забраны в высокую причёску, подчёркивая ш-ею. Длинную, белоснежную шею. Хм. А ничего так смотрится — рубить удобно. Или отрезать. Тупым кинжалом, да.

Звезда сцены, мля. Принципы Апри ей не нравятся, мля. Строит из себя тут…

— Кети! Кети, ты слушаешь? — тонкий голосок Лилиан вернул меня в реальность.

— Да-да, разумеется, — встряхнулась я, — слушай, а…

Я не договорила, раззявив рот на пролетающих мимо площадки черных рогатых птицеяеров. Их чешуя и перья блестели металлическим блеском, хвостовые гребни заточены, словно зубья пилы. Ни ремней, ни сбруи: эти «птички» ездовые. Всадники походили одновременно на священников и солдат. Поверх армейской формы Мерран пузырились короткие черные котты с изображением меча на фоне солнечного диска. На плечах лежали епитрахили, их нижние половины ныряли под широкие ремни с длинными кинжалами. У каждого седла — скорострелы. Вот это да! Вот это я понимаю патруль!

— Ой, Инквизиция… — воскликнула Лилиан и замолчала, вцепившись мне в рукав.

— А-а-а, полетели, опора и защита наша! Чтоб им пусто было, — раздался голос Отто.

— Тс-с-с! — испуганно прошипела Лилиан, — Отточко, пойдём гулять?

— Конечно, Лили. И ничего не бойся, когда я рядом!

— Сам не нарывайся, и бояться не надо будет, — пробурчала я.

Молодые люди растворились в толпе. Я с одобрением посмотрела в ту сторону, куда улетели инквизиторы. Как это правильно — остужать дурные головы одним только видом власти, а не топором по шеям!

***

Когда места мало, решения приходят самые неожиданные. Главное шапито установили на площади-уступе, а вот жить пришлось в пещерах. С одной стороны, красиво: стены и потолок посверкивают разноцветными огоньками. С другой стороны, тесно: закутки с матерчатыми стенами напрягали просто зверски. Третий фактор — зизконы. Эти слизни с конечностями ящериц любили свисать на хвосте, прислушиваясь к дыханию людей. Так вот просыпаешься ночью, а на тебя круглые глаза смотрят. Очень впечатляет.

Представления проходили хорошо. Я попривыкла к публике, люди в Озерном оказались сдержаннее, чем на равнине, плюс никогда не набирался полный зал. И все же, через пару декад иллюзорные образы начали вырываться из-под контроля. Причем сложности испытывала не только я: уставшая за полусезон труппа считала часы до перерыва на праздник Полносолнция, в который запрещена любая деятельность, и надо только поститься и восславлять Великого Апри. Один лишь Дарн носился как заведённый, напоминая всем и каждому о «важности миссии искусства в столь тяжёлые для Империи времена».

Когда до Полносолнция осталась пара дней, артисты начали дружно халтурить и уговаривать Дарна закончить полусезон раньше. Поломавшись, директор почти согласился. И тут случилось неожиданное: на праздник в Озёрный приехал лорд-наместник соседнего округа, да ещё с семьёй. Не смотря на то, что люди планировали паломничество, вся толпа внезапно захотела сходить в театр, посмотреть на «знаменитое представление с живым монторпом». Обязательно. Вот прям завтра. Ну хорошо, послезавтра.

Если бы эти люди заглянули за кулисы, то увидели бы монторпа в человеческом обличье. Два дня Дарн метался раненым зверем, раздавал тычки, напоминал правила этикета, даже подогнал пару номеров под вкусы скорых гостей.