Тяжело вздыхая, я позволила обрядить себя в длиннющее кремово-золотое платье с полупрозрачными рукавами и витиеватой шнуровкой. Хм. На сей раз действительно симпатично, и к типу внешности «черные глаза плюс светлые волосы» подходит.

Изабель кисло прокомментировала, что платье ещё ничего, а вот над причёской надо поработать, и нахлобучила мне на голову парик. Я резко возмутилась. Фифа возмутилась в ответ. Поднялся гвалт. Перепалку заткнул Дарн, сказав, что внимание всё равно на иллюзиях, а вид нормальный и без парика. Затем директор поцеловал свою умничку Изабель и выдал мне увесистый подзатыльник — для профилактики простуд. На том всё и закончилось. Поспешно стянув с себя платье, я взяла Эвелин под руку и отправилась в лазарет — болеть.

Следующие полутора суток провалялась в полусне, хлобыща гадость, что мы купили с Эви, и усилено потея. Лекарство оказалось мощным: день представления встретила на ногах, и в полдень отправилась в церковь.

Храм находился в двух кварталах от площади, где стояло главное шапито. Когда театр только приехал, я сходила на службу, чтобы поддержать легенду своего «монастырского» происхождения, но теперь пошла намерено. Хотелось скрыться от суеты, от разговоров, от навязанных обязательств, от идеи стянуть у Эвелин скальпель и вырезать Орры, либо пристрелить-таки Дарна, и будь что будет…

В храме действительно получшело. Черно-белая строгость церкви Великого Апри поражала распорядком и однозначностью. Вот диск солнца открыт, а вот закрыт. Вот шар-символ Апри сияет во всю мощь, и священным цветом считается белый, женский цвет, цвет лета и плодородия. А вот шар скрыт черным покрывалом: это защита, это зима, это мужское время. Всего фаз солнца восемь: открытое, закрытое, Левый месяц и Правый месяц, и четыре Касания, когда диск Атума «касается» диска солнца самым краешком. Вся жизнь — маятник. Маятник года, маятник жизни, маятник веков.

После службы храм не закрывали. Я сидела, вертя в пальцах оплавленный медальон Феррика. О боги. О Апри. Если бы не старик, летала бы пеплом над горами, и не было бы никаких Орр, представлений, беспокойств…

И жизни тоже. А если есть жизнь, то всегда есть шанс её улучшить.

Башенные часы начали отбивать закатный час. Стараясь не расплескать малую толику спокойствия, что удалось выпросить у здешнего бога, я пошла на выход, и… напоролась на Дарна, стоящего в дверях.

— Прохлаждаемся? А реквизит кто готовить будет? — зашипел директор, хватая меня за шкирку, — давай-давай, двигай! Молится она тут, понимаешь!

Странное дело, но эта злобная тирада прошла мимо. Запах благовоний, которым пропиталась одежда, успокаивал даже лучше, чем крепкая настойка. «Солнце внешнее да станет солнцем внутренним», пронеслись в голове строки гимнов, «если закат затмил рассвет, после рассветёт снова».

Правда ведь, рассветёт?..

Укротители выступали в первом отделении. Отточенная на репетициях, моя иллюзия монторпа вышла превосходно. Правда, монстр оказался чуть красивее, чем на самом деле, но вряд ли зрители знали разницу.

— Рассчитывай силы, тебе ещё самой выступать! — фыркал Халнер.

— Нет, всё правильно! Ещё давай! Отлично! — хлопал в ладоши Дарн.

— Елдитесь оба! Хватит под руку говорить!

Я отпихнула советчиков. Стол с кристаллами зашатался. Иллюзия мигнула. Начальники замерли, в каморке над ареной мгновенно наступила тишина. Но распиханные по шапито вспомогательные камни и возведённая вокруг арены клетка уже справились с задачей: они так хорошо усиливали мыслеобраз, что в зале никто ничего не заметил. Наваждение вышло настолько полным, что, когда «укротитель» ранил тварь, и зловонная жижа растеклась по арене, кому-то в зале стало дурно.

Уф-ф-ф… сердце колотилось, голова гудела, как после обстоятельной пьянки с очень плохим вином. О боги, и правда, не стоило сейчас так выкладываться. Ладно, время на передых ещё есть, а там уж разберёмся.

Антракт я просидела в гримёрке, глядя на пластину, изображающую солнечный диск, и следя за дыханием. Гнать мысли — прочь, прочь, прочь, так, чтобы в голове оставалась только блаженная пустота. Пустота, в которой тонет всё — злость, волнение, неуверенность. И память. Особенно — память. Ведь оглядываться, двигаясь по гребню зыбучих песков, нельзя. Погибнешь.

Как только началось второе отделение, в гримерку ввалились: Хелия с платьем, Эвелин с успокоительным отваром, Дарн с очередными наставлениями, Маро с дружескими тычками и шуточками, Халнер, чье молчание выбешивало больше любых советов…

Да что же это такое? Зачем они все тут?! И без них так тесно, тесно, тесно!…

Накрыло.

Попыталась свернуть пространство и сбежать — чуть не покалечилась об Орры. Эвелин откачала. Я тут же высказала всё, что думаю о ситуации в целом и действующих лицах в частности. Дарн выдул чайник с успокоительным отваром, и потерял способность внятно изъясняться. Я упорно отказывалась выходить на сцену. Время поджимало. Я скандалила., скандалила, сканда…