Встать… Шаг… Еще шаг… Поворот…

Следующая койка. Следующий раненый. Странный, повторяющийся изо дня в день ритуал. Все чувства словно умирают, когда ты ступаешь на порог этой комнаты, и лишь тело продолжает действовать. Спокойно. Методично. Руки знают свое дело. А перед глазами колеблется неясная пелена серого тумана, из которого вдруг выплывают непрошенные воспоминания. Нельзя. Не место. И не время. Забудь. Впрочем, кто об этом знает? Никто. Только ты, он и, может быть, тот молодой человек на койке рядом, который каждый раз смотрит на нас с непониманием и удивлением в глазах. А остальному миру нет до вас никакого дела. Для него вы лишь медсестра и раненый, чьи жизни пересеклись на мгновение, чтобы снова разойтись и пойти своим чередом. Все верно. Так и должно быть. Это работа. Твоя работа. Твоя жизнь. Другого нет и уже не будет. Не так ли, Крис?

Обход закончен, и ты снова идешь по узкому проходу, собирая снятые повязки. Бесшумно плывешь над полом, словно призрак или мечта. Подходишь к стулу в углу комнаты, садишься. Руки автоматически расправляют складки серой униформы и передника, а затем начинают разбирать снятые повязки, сматывая в клубочки. Сколько раз я наблюдал все это? Наверное, уже сотни. Твои руки так ловко и методично выполняют эту нудную работу. Чувствуется, что она тебе знакома. Из-под косынки выбилась непослушная каштановая прядка и упала на висок. На фоне белоснежной кожи она выглядит такой темной, почти черной. Она мешает тебе, но ты не убираешь ее. Задумалась? О чем? Молчание. Только пальцы быстро и ловко складывают тонкие полоски ткани. Ты не сводишь взгляда со своих ладоней, длинные ресницы полуопущены и отбрасывают темные тени на худенькие, словно выточенные из бело-розового мрамора щеки. Твой профиль. Такой знакомый и милый. Мягкие линии плавно изгибаются, перетекая одна в другую. Каждая черточка словно выточена искусной рукой ваятеля эпохи Возрождения. Безмолвный гимн красоте и гармонии, скрытый смиренным ликом святой. Смотреть на тебя – словно прикасаться к огню: и больно, и радостно. На святых так не смотрят. Только ты – не святая. Верно, Антуанет?

Почему же?! Ответь мне, Антуанет! Почему?!

А ты так тиха и спокойна. Ледяное равновесие струится волнами вокруг тебя, плывет в воздухе невидимым туманом, стекает холодным шлейфом.

Молчишь? Что ж… Молчи. Я не потребую ответа. За эти годы я привык не искать ответов на вопросы, на которые не хочу знать ответ. Живи как живется – жизнь сама все решит. Пусть решает. А я подожду ее решения, чтобы принять его без вопросов и ответов.

Ты встаешь и уходишь, унося аккуратно сложенные стопки бинтов. Дверь бесшумно закрывается за твоей спиной. Подобно воплощенной тишине, ты поглощаешь все звуки, которые касаются тебя. Мгновения тянутся медленно, словно густой мед… Знаешь, когда ты уходишь, время словно останавливается. Судорожно дрогнув, встают стрелки часов, замирает маятник. Вся Вселенная застывает в холодном ожидании твоего возвращения. И ты возвращаешься. Тихо и неприметно. Для остальных. Но не для меня. Потому что только я слышу, как с хрустально-равнодушным звоном разбивается Вечность при твоем появлении, разлетается сверкающими ледяными осколками, а мир снова наполняется звуками, красками и… жизнью. Ты садишься на свое место и начинаешь готовить какой-то раствор. Кто-то зовет тебя. Голос едва слышен, а коснувшись твоей тишины он умрет вовсе. Но ты слышишь. Встаешь. Спешишь на зов. Все та же Антуанет. Все та же, что и восемнадцать лет назад. Почему же ты не услышала мой зов, Антуанет? Я так отчаянно звал тебя тогда. Но ты не пришла. Почему? Зачем ты сделала это с нами, Антуанет? Молчишь. Да о чем это я? Учиться в Париже и стать медсестрой было твоей самой заветной мечтой, не так ли? Ты хотела этого больше всего на свете. Даже больше, чем меня. А я… А я не мог без тебя жить. Слышишь? Что ты чувствуешь, сидя там, поодаль, с таким умиротворенно-спокойным выражением лица, словно святая Мадонна? Что ты чувствуешь, когда прикасаешься ко мне, чтобы сменить очередную повязку? А знаешь, что чувствую я? Ад! Твое прикосновение подобно пламени. Я не чувствую боли обеззараживающих средств, только обжигающее тепло твоих пальцев. Только ты… И так было всегда. Все эти восемнадцать лет это была ты. Я жил в аду, имя которому Антуанет! Знаешь ли ты, через что я прошел? Нет, не знаешь. Никто не знает. Но я выжил. Выжил благодаря тебе. Это ты создала Креста, Антуанет. Кристиан-Пьер де Ла Вреньи умер в тот день, когда прочел твое письмо. Он умер. Но его любовь к тебе не умерла. Из пепла его сердца, словно феникс, возродился другой человек – убийца по имени Крест, в душе которого кровавым клеймом был выжжен твой образ. И вот мы, наконец, встретились. Я не стремился к этому. Я даже почти убедил себя, что это никогда не случится, что я больше никогда не увижу тебя. Но жизнь решила иначе. Я принимаю ее решение. И сейчас, в эту минуту, после всей этой бесполезной жизни, после этих сгоревших в адском пламени восемнадцати лет, я хочу спросить тебя лишь об одном: стоило ли это того? Стоила ли твоя мечта, приведшая тебя в этот полутемный барак, пропахший карболкой и кровью, в эти бессонные ночи среди стонов боли и смерти, моего разбитого сердца? Ответь мне, святая Антуанет!!!

Жоа вошла в палату и, остановившись у порога, медленно обвела ее взглядом, но не обнаружила ничего, что вызывало бы беспокойство. Большинство раненых спали, кое-кто просто лежал, глядя в потолок тоскливым, затуманенным болью взглядом. Антуанет сидела в углу на посту и, казалось, дремала. Жоа направилась к ней. Женщина тут же подняла голову и неторопливо обернулась, при виде девушки ее губы дрогнули в призрачной усталой улыбке. Жоа чуть нахмурилась: в последнее время Антуанет выглядела какой-то нервной и очень измученной, словно ее что-то сильно беспокоило.

«А может, это просто мое воображение? Чужой госпиталь, незнакомые люди. Да и работы хватает, а в последнее время ее даже больше, чем обычно. Раненые поступают – только успевай. Вот нервы и сдают. Мы все устали. А Антуанет самая старшая. К тому же, она взяла ночные смены, да и работает дольше остальных, чтобы мы могли отдохнуть. Неудивительно, что она выглядит такой измученной. Надо будет поговорить с доктором и изменить расписание. Ей нужен отдых».

Приняв такое решение, Жоа почувствовала, как тревога оставляет ее, и улыбнулась в ответ своей самой сияющей улыбкой.

– А вот и я!

– Вижу, – Антуанет встала. – Принимай дежурство. Я подготовила перевязку и раствор, так что можешь сразу начинать обход. До встречи, – она быстро прошла по проходу и почти выбежала из палаты.

– Хорошо отдохнутью

«Нет, все-таки в последнее время она ведет себя очень странно, – подумала девушка, провожая ее удивленным взглядом. – Совсем не похожа на себя. Постоянно молчит, о чем-то думает. И глаза всегда такие грустные и тревожные. А иной раз так отрешится, что не дозовешься. Что с ней происходит? Что могло случиться? Вроде ничего такого особенного в последнее время не было. Писем она не получала, да и близких у нее нет. Из 1478 известий не было. Здесь все в порядке. Пациенты в более-менее сносном состоянии, никто не умер. Что же ее беспокоит? М-да… Просто загадка какая-то. Но что-то явно не так. Вот только что? – Жоа тяжело вздохнула и потерла ноющий от постоянного недосыпания висок. – Ладно. Потом разберемся. Пора приниматься за работу! Сначала дело, а остальное подождет».

Тряхнув головой, она взяла перевязку и карболку и направилась к ближайшей кровати.

Закончив с очередным пациентом, Жоа перешла к следующему и остановилась. Это было место Кардинала. Молодой человек лежал совершенно неподвижно, его глаза были закрыты, а дыхание ровно и глубоко. Девушка замерла в нерешительности.

– Он спит, – раздался с соседней койки знакомый мужской голос с переливчатыми бархатными интонациями. – Уснул перед самым вашим приходом, – безразлично пояснил Крест, глядя куда-то в потолок застывшим взглядом.

– Понятно, – пробормотала Жоа. Взглянув еще раз на умиротворенно-расслабленное, дышащее сонным покоем лицо молодого человека, она вздохнула и повернулась к Кресту. – Не буду его будить. Но в этом случае очередь ваша.

Тот молча сел, привалившись спиной к стене. Жоа опустилась рядом и принялась снимать повязку.

– О-о… – осмотрев рану, девушка удовлетворенно кивнула. – Почти затянулась. Думаю, через пару дней мы снимем швы, а значит, максимум через неделю вы покинете госпиталь, – деловито пояснила она, накладывая новую повязку.