– Тебе не кажется, что уже несколько поздновато для такой скромности? – осведомился он привычным надменно-официальным светским тоном, хотя его глаза искрились смехом.

Это бесстыдно-откровенное замечание, да еще и произнесенное таким тоном, словно они не провели эту ночь в страстных объятиях и не лежали сейчас обнаженные в постели, а мирно беседовали о пустяках на какой-нибудь великосветской вечеринке, мгновенно привело ее в чувства. Элеонора ощутила, как ее охватывает гнев, вызванный не столько его вызывающим тоном и возмутительной грубостью вопроса, сколько, увы, вопиющей справедливостью его слов, но не нашлась, что ответить. После того, что между ними произошло, ее жест действительно выглядел не просто неуместным, но таким же фальшивым и неестественно-отвратительным, как бездарно сыгранная комедия. Элеонора на мгновение закрыла глаза, готовая расплакаться от ярости, стыда и досады, огнем жгущих изнутри, но тут же заставила себя вновь открыть их.

«Сама виновата! – в который раз мысленно отчитала она себя с суровой прямотой. – Поздно рыдать и каяться! Нужно уметь отвечать за свои поступки! Ладно. Рвать волосы и посыпать голову пеплом будешь потом, а сейчас нужно как-то разобраться с этой дикой ситуацией. И чем быстрее, тем лучше! К тому же, он совершенно прав: поздно строить из себя скромницу! Особенно после того, что ты вытворяла этой ночью! Неудивительно, что он смеется над тобой. Все это целиком твоя вина. Только твоя. Тебе и расхлебывать».

Она нахмурилась еще сильнее и, отбросив одеяло, встала с постели и вызывающе неторопливо, абсолютно игнорируя его присутствие и ошеломленный взгляд, прошествовала к стулу. Взяв лежащий на нем халат, она быстро надела его, кутаясь в мягкую ткань так, словно желала потеряться в ней навсегда, и, старательно завязав пояс, подошла к окну. Прижавшись лбом к холодному стеклу, Элеонора с тоской посмотрела на улицу, где уверенно и неотвратимо разгорался новый день. Она не представляла, что делать дальше или хотя бы что сказать. Голова по-прежнему была тяжелой и пустой.

Ричард молча проследил за ее действиями и в его глазах, вопреки ее ожиданию, не было насмешки и самодовольства, а только нежность, понимание, затаенная горечь и где-то в самой глубине сияющего серебра – едва заметные искры чисто мужского удовлетворения и торжества. Взглянув еще раз на ее силуэт у окна, он вздохнул и, поднявшись с постели, принялся одеваться. Услышав, как скрипнули пружины кровати, Элеонора чуть напряглась. Однако он не подошел к ней и ничего не сказал. Чуть расслабившись, она прислушалась. Позади послышались знакомые уверенные, неторопливые, но не приближающиеся шаги и тихий шорох ткани. Она чуть повернула голову и осторожно посмотрела туда, откуда доносились эти звуки, но тут же почувствовала, как снова заполыхали щеки. Быстро отвернувшись, она закрыла глаза и тряхнула головой, пытаясь избавиться от навязчивого, будоражащего воображение видения его обнаженного тела, и сильнее прижалась к веющему благодатной прохладой стеклу. Однако, спустя несколько секунд, все же не удержалась и осторожно скосила глаза, позволив себе маленькое тайное удовольствие – понаблюдать, как он одевается. Тем временем Ричард застегнул брюки и, подняв с пола небрежно брошенную туда во время их вчерашней эскапады рубашку, принялся надевать ее. Внезапно по его губам скользнула улыбка.

– Если хочешь, можешь просто повернуться и смотреть, – насмешливо-вызывающе предложил он, застегивая манжеты. – Я не возражаю.

Элеоноре показалось, что покраснели даже пятки, но она подавила желание смущенно съежиться и, сурово нахмурившись, демонстративно отвернулась, сосредоточившись на пейзаже за окном. Ричард лишь вздохнул. Застегнув рубашку, он аккуратно заправил ее за пояс брюк и подошел к стоящей у окна женщине. Подняв руку, он уже хотел коснуться ее плеча, но передумал и снова опустил ее.

– Брось, Лин, – неловко пробормотал он, с беспокойством глядя на ее напряженно расправленные плечи и спину. Ему хотелось успокоить ее, но он не знал, как и что сказать ей, чтобы прогнать с ее лица это униженно-страдающее, полное стыда и раскаяния выражение. – Зачем ты так? В конце концов, ничего ужасного не произошло. В прошлом мы уже были любовниками.

– Да, – согласилась Элеонора, не глядя на него, ее голос был холоден и пуст. – Но я не хотела, чтобы мы снова стали ими, – жестко добавила она.

– В самом деле? – глаза герцога похолодели, снова превратившись в колючие осколки серого льда. – Если бы ты не хотела, то этого бы не произошло! – гневно отрезал он. – Если ты забыла, то позволь напомнить, что я не тащил тебя в постель силой. Скорее уж наоборот.

– Прекрати! – Элеонора закрыла глаза и отвернулась. – Я знаю. К несчастью, я прекрасно помню, что и как произошло. Даже слишком хорошо. Я не отрицаю своей вины, но это не означает, что я позволю этому продолжаться. Я не буду твоей любовницей, слышишь?! Не буду!!!

Возмущенно-яростный крик пролетел по комнате и растаял в тишине. С минуту они просто стояли в звенящем молчании, а затем он мягко обнял ее ладонями за плечи и, склонив голову и почти касаясь губами ее уха, прошептал:

– Почему же?

Элеонора попыталась отодвинуться, но его руки, еще секунду назад мягко лежавшие на ее плечах, железной хваткой удержали ее на месте.

– Потому что мы уже проходили это, – тихо и устало ответила она, поднимая голову, ее лицо было очень серьезным и печальным. – И я прекрасно помню, чем все закончилось. Я не хочу, чтобы это повторилось, и не стану твоей любовницей.