– Я же сказал: это долгая история, – вздохнул Нил.

– А нам спешить некуда!

Нил поднял голову и задумчиво посмотрел в небо. Ему совсем не хотелось сейчас вспоминать то, что было связано с гибелью Креста. Рана была еще слишком свежа. Но Штопор тоже был его другом и, что еще более важно, другом Креста. Они многое разделили в этой жизни. И не только во время этой глупой бессмысленной войны, но и до нее, в серых каменных стенах Сент-Джеймса. Они сражались рядом и не раз спасали друг другу жизнь. Штопор имел право знать о том, что произошло с Крестом.

– Хорошо, – наконец вздохнул Нил. – Пойдем позавтракаем где-нибудь. А заодно и поговорим.

– Хорошая идея, – с энтузиазмом согласился ирландец, и они направились вниз по улице.

Спустя несколько дней…

Тяжелый корабельный гудок взмыл в затянутое серыми ватными тучами небо и торжественно поплыл над волнующейся гладью Средиземного моря. Только сейчас оно не радовало глаз лазурной синевой, а напоминало скорее колышущуюся чернильную гущу.

«Вот и все, – Терри закрыл глаза и вдохнул влажный морской воздух, пахнущий ветром и солью. – Мы возвращаемся домой. Прощай, Франция! И, наверное, навсегда. Вряд ли я когда-нибудь еще приеду сюда. Слишком уж много плохих воспоминаний теперь связано с этим местом. Слишком много людей погибло здесь. Даже женщины. А Кенди… – при воспоминании о любимой девушки, сердце невольно сжалось от грусти и тревоги. – Подумать только, и ты тоже была здесь. Ты тоже воевала. Не так, как мы, по-своему, но воевала. Надеюсь, у тебя все хорошо, Тарзан-с-веснушками. Надеюсь, ты жива, здорова и скоро вернешься домой, в Америку, как и мы. А быть может, уже вернулась. Война-то ведь закончилась. Разумеется, так и будет. Иначе просто не может быть! С тобой не могло ничего случиться. Это было бы слишком ужасно и несправедливо. Обещаю, как только вернусь, я постараюсь узнать, что с тобой. Пусть мы больше не встретимся и не увидим друг друга, но я должен знать, что ты вернулась и у тебя все в порядке. Лишь зная это, я смогу жить спокойно».

– Терри! – знакомый голос ворвался в его размышления.

Терри обернулся и увидел Чарли и Шарля. Они стояли за его спиной на расстоянии шага, но он так задумался, что совершенно не слышал, как они подошли. Они внимательно смотрели на него и улыбались сдержанными, добродушно-насмешливыми улыбками, но их глаза горели той самой беззаботной, всепоглощающей радостью, которая воцарилась в душе каждого солдата с того момента, как было объявлено об окончании войны. Радости, которая мгновенно сделала их лица юными и чистыми, какими они были когда-то, в теперь уже оставшейся в далеком и невозвратимом прошлом жизни. Словно и не было этих долгих месяцев жестоких кровавых боев, когда им приходилось убивать других, погибать самим, терять друзей, когда каждая минута казалась нескончаемо долгой, подобной Вечности.

– Ты чего такой смурной? – продолжал между тем Чарли, подходя еще ближе. – О чем задумался? Брось! В такой день грех думать о неприятном и щеголять такой мрачной физиономией! Ты только подумай: война закончилась, и мы едем домой! Вслушайся, как это звучит! Мы едем домой!!! Домой!!! Боже, никогда не думал, что буду так радоваться возвращению в Америку! Но, видимо, верно говорят: всюду хорошо, а дома лучше. Даже если тебя там никто не ждет. Зато все вокруг знакомо до мелочей. Так что забудь о своих тревогах и неприятностях и порадуйся вместе с нами.

– Ты прав, Чарли, – согласился Терри. – В такой день не стоит думать о грустном. Ничто не должно омрачать нашу радость, – он улыбнулся, но улыбка вышла неуверенной и натянутой, а в изумрудных глазах по-прежнему светилось беспокойство.

– Что с тобой, Терри? – тихо спросил Шарль. – Ты словно чем-то встревожен. Что-нибудь случилось?

– Ничего, – Терри постарался как можно беззаботнее пожать плечами и, отвернувшись, посмотрел на расстилающийся за боротом «Аквитании» Марсель. – Все в порядке. Просто задумался.

– Это неправда, – тихо и очень серьезно возразил Шарль. – Тебя что-то беспокоит.

– Оставь его, Шарль, – решительно вмешался Чарли. – Кажется, я понял, в чем тут дело, – Терри вздрогнул и, обернувшись, строго посмотрел на него, в его глазах светились вопрос и удивленное высокомерие. Но Чарли лишь усмехнулся и вызывающе-насмешливо выгнул бровь. – Голову даю на отсечение, ты думал о ней! – объявил он.

– О ком? – непонимающе переспросил Шарль, переводя горящий удивлением взгляд с Чарли на Терри и обратно.

– О некоей золотоволосой красавице, от которой наш Терри совсем потерял голову, – начал было Чарли, в его голосе звучало добродушное подтрунивание.

– Чарли, сделай мне любезность – заткнись! – резко перебил его Терри, угрожающе сверкнув глазами.

– Ого! – усмехнулся неугомонный капитан Грант. – Вот это реакция! Ладно-ладно, молчу! – быстро пробормотал он, заметив, как сурово сдвинулись брови Терри. – Да не волнуйся ты так! С ней все в порядке, я в этом уверен. Не может быть, чтобы с такой девушкой, как она, случилось что-нибудь плохое. Это было бы слишком жестоко и несправедливо! К тому же, она умеет за себя постоять. Скоро мы вернемся домой, и ты снова увидишь ее. И все у вас будет хорошо, понял?

Перед мысленным взором Терри проплыло кукольное личико Сюзанны, на котором светились отчаяние и почти детская растерянность, а в огромных синих глазах стояли слезы. Странно, но оно было каким-то мутным и расплывчатым, словно подернутым туманной дымкой. Терри сосредоточился и попытался вспомнить, как она выглядела в тот день, когда он видел ее в последний раз, но ничего не получилось. Образ юной актрисы побледнел и стерся, будто старая, потрескавшаяся от времени и замусоленная чужими руками фотография, забытая в углу старого сундука на пыльном чердаке. Но то, что ее образ не сохранился в его памяти, ничего не меняло в их отношениях. Сюзанна ждала его. Ждала все эти долгие месяцы, пока он воевал. Ждала, беспокоилась, молилась за него, писала письма. Он снова был в долгу перед ней, ибо понимал, что нет ничего хуже такого вот терпеливого одинокого ожидания. Ожидания в постоянном страхе перед неизвестностью, когда с надеждой ждешь очередного письма, но испуганно вздрагиваешь, когда тебе наконец приносят конверт. И долго смотришь на него, боясь вскрыть и обнаружить в нем вместо мятого клочка бумаги, исписанного знакомым неровным почерком, две короткие фразы с выражением равнодушного соболезнования, начертанные незнакомой рукой на плотном листе казенной бумаги. А для Сюзанны эта ноша была тяжелой вдвойне, ведь в ее жизни больше не было театра. В ее жизни не было ничего, кроме этого мучительного ожидания. И теперь, когда война закончилась, он должен был вернуться к ней. Но этот долг, словно горькое лекарство, отравлял ту радость, которую он испытывал при мысли о возвращении домой. Потому что там, по ту сторону океана, его ждала не Кенди, а Сюзанна. Он возвращался к Сюзанне. Терри усмехнулся и покачал головой.