– Нью-Йорк тебе не твоя величественная Англия! Тут не театр, а настоящая жизнь, где нужно уметь выживать! И мой тебе совет, милочка, смени свои приоритеты в сторону этого города, – хлопает он ладонью по столу, зверски закричав на меня. В данный момент, когда мы перешли на личные темы, мы существуем только вдвоем, и никого больше. Мое сердце отбивает свой ритм, а нервы вновь на пределе, как и эмоции.

– Нильс, не стоит так ярко высказывать свои эмоции, сейчас лекция литературы, а не…

– А как выживать тем людям, которые не будут идти по головам слабых? Как выживать тем, кто будет справедлив? Как выжить, если ты являешься, может, и слабым физически, но сильным духовно? Разве людей не спасет то, что они смогут выжить с помощью своей мудрости, оставаясь людьми, а не эгоистичными, циничными тварями? Первобытное выживание – вот, что ты предлагаешь! – перебиваю профессора, повысив голос, так же спрыгивая со стола, показывая свою реакцию на то, как он явно унизил меня тем, что я англичанка и как я приближена к силе духу и Веры. Я сильней его, и возможно его кулак ему поможет при драке, при боли – он сломается, как сухой хворост.

– Ответ на твои вопросы прост, Прайс: либо исчезнуть с лица земли, либо подчиняться тем, кто стоит выше тебя. Конец только один – выбор за тобой, – говорит он спокойно, и по его лицу не сверкает улыбка, но глаза злорадствуют моей слабости. Мои живот скручивает от туги стыда, а в горле ком, и я точно знаю, что если скажу еще хоть слово, то эмоции возьмут вверх, а голос в порыве вздрогнет. Но сейчас я должна защититься, я должна показать хотя бы сейчас, что он не прав. Чертовски не прав!

– Тогда лучше исчезнуть и вовсе, – тихо выговариваю я, устремив взгляд прямо в его осуждающие глаза, что полны жесткости и холода. По щекам стекают первые слезы, и я не могу судить его за такие слова, которые он бросил только что на всю аудиторию. В Англии такие же люди, как и здесь, но они светлее, чем та тьма, что поселилась в сердцах этих людей.

– Розали? – обращается ко мне Бейли, очевидно замечая мои слезы, которые уже начали литься потоком. Я нервно дышу, проклиная себя тысячи раз за то, что захотела говорить об этой теме, связывая себя с Нильсом. Я могу думать только о том, что Нильс мог действительно стать дьяволом – падшим ангелом. Он ни во что не верит, как и в меня. Чего я добивалась проверяя его? Чего, черт возьми?

Лишний раз убедилась в его внутреннем чудовище, монстре, дьяволе!

Окончательно сломив себя на этом, я не могу больше бороться. Пробовать что-то новое, это встреча с новым провалом, и я уверена, что Веркоохен приложит все усилия, чтобы затянуть на моей шее кнут, потянув обратно к себе. Сражение было проиграно еще в начале затеи о битве.

– Мне нужно выйти, – шепчу, срываясь с места, и быстрым шагом почти вылетаю из этого помещения под терзающую тишину. Как только двери хлопают, а я оказываюсь в холодном коридоре, мое тело начинает колотить от бешеного адреналина и жуткой обиды, в большей части на себя и свою глупость. Руки предательски дрожат, а безмолвное рыдание выбивается из меня. Я отхожу от двери, пытаясь пройти дальше к светлому окну, а сквозь слезы и свои всхлипы слышу появление того человека, который ненавидит меня больше этой гадкой и грязной жизни.

– Какого черта ты творишь, Розали? Что за театрально представление ты развела посреди аудитории, удосуживаясь упрекать меня? – спрашивает он с яростной злобой, пока я стою к нему лицом. С меня выбивается громкий всхлип, что был ярким примером моего окончательного поражения. Моя внезапная истерика заставляет терять свой извечный контроль.

– Оставь меня…в покое… Нильс. Я хочу побыть одна, – тихо, сквозь дикие слезы и тягость проговариваю я, став рядом с окном. Совсем не соображая, зачем он стоит тут, зачем он пришел после таких громких слов, что ранили меня без ножа. – Что ты хочешь, что? – слабо, но находясь на грани, я начинала сумасшедшем голосом вскрикивать.

– Повернись ко мне, Рози, – приказывает он более мягче, но даже этот мягкий наигранный тон меня не успокоит. Я готова съехать по стене и лечь на пол от бессилия, от утраты силы и стойкости. Веркоохен пробил сквозь гранитные стены дыру. Через ужасное сопротивление, я, все же, поворачиваюсь к нему. Я истощена дискуссией, я распята им морально, сейчас и я теряю Веру, что смогу помочь ему. Эта Вера погружается к нему в адскую клетку под сотнями печатями.

Это все до ужаса невозможно.

Поворачиваюсь, встречаясь с его взглядом, и не могу разглядеть ни единую эмоцию. Он пуст, стеклянный, искусственный. Разве такое бывает? Где его чувства? Где сам Нильс Веркоохен? Затерялся в тех же мучительных терзаниях, как и я? Иронично! Он никогда не будет терзать себя за содеянное, в отличие от меня!

– Я портила твою жизнь. Я знаю, что ты ненавидишь меня. Я ненавижу себя за то, что делала с тобой, и мне сложно с этим жить сейчас… – выпаливаю я, пытаясь показать, что я больше не могу быть какой-то игрушкой и марионеткой, которой он желает руководить лишь щелчком пальцев. Может Англия и есть хорошие театр, но я не одна из кукол. Я – человек, у меня есть сердце, у меня есть разум, чувства, у меня есть жизнь, моя, черт возьми, жизнь как и свобода! – Я испортила все, что только было подвластно мне… Поздравляю, тебя Веркоохен, теперь и тебе подвластна моя жизнь. Играй! – вскрикнула я. – Только перестань мучить меня, – чувствую, как не хватает в легких воздуха, из-за того, что я вовсе не дышу, но это не останавливает мои слезы и припадки. Он довел меня до грани моего собственного самоедства безумия!