Они уснули лишь поздней ночью, в жарко натопленной комнате, под тонким одеялом. И почему-то впервые за долгое время в его снах не было этого кошмарного вечера, спалось спокойно и вполне даже уютно.

Долохов сел, оглядывая разбросанную по комнате одежду, с почти привычной усмешкой на губах. Ему отчего-то вспомнилось ее вчерашнее «Тони», и там, у Реддлов, и уже потом, дома, после ссоры. Тони… Его почти никто не называл сокращенным именем, кроме матери и иногда Розалины. Даже отец всегда называл его Антонином, почти минуя «сын»… Дома… Долохов хмыкнул, поднимаясь с постели. Еще немного, и он не просто начнет считать, что его родовое гнездо теперь дом и его, и его жены, но и начнет задумываться о детях. Хотя ему ли заводить детей? Человеку, по которому плачет в лучшем случае Азкабан пожизненно? Она что-то прошептала во сне, снова поворачиваясь на другой бок. Он провел рукой по бледной теплой щеке, девушка поморщилась сквозь сон. Что произошло между ними за недолгие месяцы знакомства, он не понимал совершенно. Что заставило его так привязаться к молоденькой девчонке…

Последняя пуговица рубашки была застегнута, воротничок поправлен, а взмах упавшей рядом с шкафом палочки Анжелики погасил тлеющие угли. Антонин улыбнулся, положил палочку на тумбочку у кровати, убедившись, что она цела, и вышел в холод коридора. По спине пробежали мурашки – после теплой спальни здесь было еще холоднее, чем казалось обычно. Но едва мужчина открыл дверь в свой собственный кабинет, ранее принадлежавший его отцу, чтобы там и обдумать предстоящую беседу с Матеем, настроившись на рабочий лад, как мурашки пробежали по его спине второй раз, уже далеко не из-за сильного холода. Сидевшая на краешке стола молодая женщина с темно-каштановыми волосами вопросительно приподняла брови.

Маховик на шее блеснул под лучами Солнца, пробивавшимися через тяжелые шторы на окне.

– Здравствуй, сумасшествие, - пальцы до хруста в костяшках впились в дверной косяк, и непроизвольно он отступил на полшага. Взгляд был прикован к ее лицу. Слишком реалистичному для привидения, слишком хорошо знакомому для возможности обознаться. Он и раньше понимал, что он псих, временами, теперь же он окончательно свихнулся… Вот и Клиника Святого Мунго на подходе…

– Здравствуй, Антонин, - усмехнулась женщина, без тени тепла взглянув на него. – Только меня зовут не Сумасшествие. Меня зовут, точнее звали, Розалина. Предугадывая еще один твой вопрос – я не галлюцинация, тебе не мерещусь…

– Но это невозможно, да и под влиянием алкоголя ты никак не можешь мне привидеться. Я достаточно давно не пью, - шаг вперед и он замер у двери, не сводя с нее настороженного взгляда. Она умерла, он это точно знал. И искренне не понимал, как она могла сюда прийти, причем столь материальной… Вот только она ли это?!

В спальне что-то зашуршало, судя по звукам, наконец-то просыпалась Анжелика. Розалина взглянула на дверь:

– Милая девочка, - красивые губы женщины исказила усмешка. – Сколько ей? Восемнадцать? Меньше? Больше?

– Девятнадцать, - процедил маг, гадая, что происходит и что ему с этим делать. Призрак валькирии медленно поднялся на ноги, взмах руки, и дверь в кабинет захлопнулась за его спиной.

– Так лучше, она меня не увидит, а вот тебя в твоем состоянии – вполне, - пояснила женщина, скрестив руки на груди.

– Что вообще происходит? – не сводя с нее взгляда, Долохов медленно обходил ее. Она не была жива, и он знал это как нельзя лучше. Именно он и лишил ее жизни. Но и на картинку, рисуемую муками совести, это похоже не было… И все-таки сердце стиснуло клещами постоянной боли, от которой было просто невозможно убежать. Лицо было таким же, каким он знал его при жизни. Без гримасы боли, спокойное, уравновешенное, красивое. Вот только во взгляде на него не было привычного тепла и дружелюбия.

– Мне нужно с тобой поговорить, - милая улыбка сменила жуткую ухмылку. – Я, скажем так, внешне реалистичный призрак, могу являться и днем, и ночью. И да, я не собираюсь пробуждать твою совесть, я и не смогу этого сделать… - покачала она головой с тяжелым вздохом.

– Почему же? – слегка успокоившись, осведомился мужчина. В голове его красочной картинкой рисовались воспоминания о той роковой ночи, когда ее не стало. И билась мысль «это просто невозможно!». И все же постепенно маг успокаивался, смиряясь с тем, что эта галлюцинация исчезать не собирается. Анжелика же вышла в коридор, ее чуть хриплый со сна голос несколько раз позвал его по имени.

– Я немного занят, приду к завтраку, - постаравшись сохранить спокойный голос, откликнулся он. Девушка же, со словами:

– Тогда я иду его готовить, - направилась на кухню. Розалина за время этого диалога приблизилась к нему еще сильнее и находилась на расстоянии в пару шагов. – Чего ты от меня хочешь? – голос его от недоуменного, смешанного с обострившимся раскаянием, ужаса прозвучал необычайно грубо.

– Поговорить. Как с человеком, который когда-то был моим другом, - холод в ее глазах обжигал, делая еще больнее, еще хуже, еще тяжелее. – Как с человеком, лишившим меня самого дорогого, что у меня было, помимо моего ребенка, конечно. Как с тем, кто столь упорно пытался еще не так давно отправить мою дочку ко мне. О, мой дражайший друг, поверь, у меня найдется миллион слов, которые я хотела бы сказать тебе, и остатка твоей жизни не хватит, чтобы озвучить их все.

– Роуз, мне очень жаль… - Антонин крайне жалел, что с ним сейчас нет палочки. Что бы это ни было, но это заставляло его душу сжиматься от ужасной боли… Это начинало сводить с ума, превращаясь в какую-то паранойю…

“Сводить с ума психа?!” - подумалось ему.
– “Потрясающая Ирония!”

– Как давно? – ее карие глаза испытующе уставились на него, а палец указал на его левое предплечье. – Как задолго до той ночи?!

– Мне было двадцать, двадцать пять лет назад. Уже после твоей свадьбы, - потирая Черную метку через рукав, пробормотал он. – В конце осени, помнится…