– И потом ты врал мне столько лет?! – в глазах на миг полыхнул такой гнев, что он машинально отступил и уперся спиной в холодную стену.

– Ты никогда не просила меня показать тебе левую руку, - попытался он усмехнуться. – Я здесь ни при чем!

– Я верила тебе! – ему показалось, что в ее голосе проступила боль. Но если было и так, женщина быстро взяла себя в руки и холодно продолжала, - я хотела верить в то, что мой лучший друг остался человеком… Человеком, а не мразью в человеческом обличье.

– Напомнить, кто в этом виноват?! – с внезапной для себя злостью произнес он, делая шаг в ее сторону. – Напомнить, почему я дошел до такого?! Напомнить, кого я всю жизнь любил и чем ты мне отплатила?!

– Я заплатила за это дорогую цену! – Розалина все-таки не выдержала. Ее щеки внезапно покраснели, маховик ярко вспыхнул желтым огоньком, а голос сорвался на крик. – Ты и представить себе не можешь, что такое муки совести валькирии! Даже твои меркнут в сравнении с этим! И это чувство никуда не исчезает. Никогда! Оно всегда живет где-то в глубине души и только и ждет, чтобы проявиться вновь! Я все годы, каждый день, каждый час, каждую минуту не знала покоя от этого чувства вины. Я виновата перед тобой, и виновата как никто, но я заплатила за это сполна. Если тебе от этого легче, я никогда не была полноценно счастлива! – чем громче становился ее крик, тем сильнее дрожал ее голос. У мужчины мелькнула мысль о том, почему Лика никак не реагирует на происходящее здесь? Неужели не слышит?! – Даже там, где я сейчас, это не ушло. Я всю жизнь расплачивалась за то, что сделала с твоей жизнью, и продолжаю до сих пор… - неожиданно тихо произнесла молодая женщина, по ее щекам покатились призрачные слезы. – Мне очень жаль, Антонин… Жаль, что за чужие ошибки платить пришлось тебе. Но ты платишь не только за мой дар. Ты и за себя тоже платишь… - почти неслышно прошептала Розалина. – Чем сильнее дар валькирии, тем хуже тому, кто любит ее и не является ее выбором. Тебе пришлось хуже всех…

– Ты не была самой могущественной, - прищурился он. Женщина ухмыльнулась.

– Зато я получила дар при рождении. Его сила, сила влияния на валькирию, определяется именно этим. Мне не было в этом равных. Как результат, равных в пережитом после разрыва нет тебе…

– Розалина… - он попытался коснуться ее лица, но пальцы прошли сквозь материальную внешне кожу. Женщина брезгливо фыркнула и отступила на шаг.

– Не смей меня трогать, - процедила она. – Я не для того молила… там, - она указала глазами в потолок. – Чтобы мне дали сюда прийти, чтобы ты меня касался.

– Я и не могу, - уже беззлобно отозвался он. Розалина прикусила нижнюю губку. При жизни она очень любила этот жест. Но вот выражал он у нее всегда разное. Сейчас, и Антонин в этом не сомневался, раздражение. – Чего ты хочешь?

– Почему ты спас Кэтрин вчера? Не надо говорить мне, что живая она нужнее всем твоим дружкам, я и без тебя знаю… Почему еще? – она вновь взглянула ему в глаза, и на сей раз в карих глазах, таких знакомых ему, стояли слезы.

– Я не знаю, - негромко отозвался мужчина, тяжело вздохнув. – Я не знаю, почему. Я ее ненавижу, но…

– Она ничего тебе не сделала, - слабо возразила Розалина. – Ты мог ненавидеть меня, Тома, всех валькирий на свете, но Кэтрин тут ни при чем. Во всей этой истории она виновата меньше всех и отчего-то именно ее ты пытался убить… - в ее тихом голосе звучала страшная горечь, боль, но ненависти не было. Он вообще никогда в жизни не слышал в ее голосе ненависти. Она и не умела ненавидеть.

– Я не думал, что я делаю. Если тебе так удобно, это был шок, аффект. Я… - он облизнул внезапно пересохшие губы. – Я не признавал этого, но ты единственная, кто знал обо мне почти все. Я очень жалею, Роуз. Не о том, что я ее не убил. О том, что я пытался ее убить. Я ее ненавижу, и отрицать этого не стану. Но не настолько, чтобы желать ей зла. Почему я ее спас, я не знаю. Правда… Я этого не знаю. И да, если это вообще возможно после того, что я сделал в ту ночь, прости… - последняя реплика звучала почти не слышно, шепотом.

– Я простила бы тебя даже за собственное убийство, тем более я перед тобой больше всех виновата. Но этого простить просто не могу… - она тяжело вздохнула. – Ты пытался убить моего ребенка. И все же, - она попыталась коснуться его руки, но призрачная ладонь прошла сквозь, оставив только ощущение легкого и приятного тепла. – Я прошу тебя помочь.

– Это чем же? – Долохов наконец осознал реальность происходящего и вполне успокоился для того, чтобы ее выслушивать и видеть. Розалина никогда не была обычной женщиной, и удивляться ничему, связанному с ней, не приходилось. Мужчина это прекрасно понимал. Но вот неожиданность ее просьбы о помощи. И чьей?! Человека, убившего ее по случайности вместо ее же ребенка?! Эта неожиданность превосходила даже ее внезапное появление в его жизни спустя одиннадцать лет после ее же гибели. – Что я могу сделать, по-твоему?!

– Ты союзник Хранителей, я это знаю, и не отрицай. Я прошу тебя… Если получится, если сможешь не допустить того, чтобы они и… вы, - она сглотнула.
– Добрались до нее одновременно… Дай ей шанс, прошу тебя!

– С чего ты решила, что я стану ей помогать? – усмехнулся маг, скрестив на груди руки. – Зачем мне это нужно?

– Ты ведь хочешь исправить то, что натворил, - она отвернулась от него, встав лицом к окну, и передернула плечами. – Исправить это невозможно, как и вернуть меня к жизни. Но кое-что можно сделать, и ты можешь, поверь мне.

– Даже если я и сумею развести эти две последних встречи во времени, это не гарантирует твоей дочке спасения, - он развел руками.

– Это даст ей шанс. Против и Димитра, и Блэк у нее попросту не будет шансов, и ты это понимаешь не хуже меня. Что такое не иметь шансов, ты знаешь, - женщина тяжело вздохнула, все еще глядя на закрытое шторами окно. – Дай ей шанс, - она покачала головой, каштановые локоны аккуратно лежали на ее спине в светлом платье. – Хотя бы ради меня.

– Когда-то давно я спрашивал, есть ли шанс у меня. Помнится, ты ответила, что нет. Зачем мне давать ей шанс?