— Очень весело, — маньячно улыбнулся Себастьян. — Такой экстаз получаешь, когда надеваешь на него пакет или просто вскрываешь кожу.

— На кого «на него»?

— На какого-нибудь предателя.

Мурашки по коже.

— Можно поспать? — вяло спросила я, желая поскорее избавиться от его общества.

Себастьян указал мне на мою кровать.

Вот, что я заметила, так это то, что он каждый раз прогоняет меня после…. «игр», не разрешая спать с ним в одной постели. Нет, я не горю желанием с ним спать, просто иногда мне очень тяжело уходить, из-за того, что я избита.

Ухожу в кровать и ложусь под одеяло, выключая ночник.

Почувствовав его пальцы на своей шее, я вздрогнула.

— Хочешь задушить меня во сне? — тяжело сглотнув, спросила я и ощутила, как он легонько поглаживает мою шею.

— Я не пал так низко, — лишь усмехнулся жених и остановился. — Я завидую твоему мужу, — прошептал Себастьян мне в самое ухо, от чего я дёрнулась. — Покойному мужу, — исправился он. — Уверен, ты была согласна с ним на любые извращения, называя это разнообразием в сексе. Я даже не сомневаюсь, что ты сама дрожала от предвкушения, желая взять поскорее его член в себе ротик.

— Я люблю Стефана, — прошептала я.

— Вот видишь, что люди делают ради любви. Всякие глупости, — горько рассмеялся жених мне в шею. — Селеста делает глупость сейчас, желая получить Джузеппе, который, я уверен, бросит её, только узнав, что она замочила его сынка. И я сделал глупость.

— Какую ты глупость сделал? — на некоторое время перестала я дышать.

— О которой пожалею.

— Значит, вы не совсем потеряны. Раз ты и твоя мать можете испытывать это.

— Не в том дело. Просто все мы люди, к сожалению. Любовь, как и боль при ранении — обязательно придётся испытать.

— Ночью ты философ, — пошутила я. На самом деле меня пугают его речи, потому что я чувствую, что он чего-то мне не договаривает. И тот факт, что Себастьян до сих пор около моей шеи, не даёт мне покоя.

— Поскольку я человек образованный, то, разумеется, люблю поразмышлять.

— И любишь соврать, — усмехнулась я, уже сомневаясь, а не сон ли это всё, да и вообще — если реальность, то он может и приврать. Как всегда он это любил делать.

— Ну как же без вранья. Помнишь, как я легко проделал путь к твоему сердцу посредством лжи и притворства?

— Да, — грустно вспомнив, подтвердила я.

— Не всегда я и врал.

— Ты опять это делаешь, — заметила я. — Все эти ночные разговоры про любовь, нежные прикосновения, игры в шахматы, ты вновь пытаешься вызвать это чувство во мне!

Внезапно хватка на моей шее стала в разы сильнее, и я стала задыхаться.

— Не думай о себе слишком много, иначе мне придётся очень сильно нажать на твою шейку. Она такая хрупкая в моих руках, — процедил он мне в ухо и дунул так, что, кажется, насквозь прошло.

Себастьян отпустил меня, а затем в комнате наступила полная тишина. Он ушёл.

Я продолжала часто дышать, всё ещё подрагивая от пережитого страха.

У меня в глазах появились слёзы, и я не до конца понимала, почему хочу плакать.

То ли потому что Себастьян умело играется со мной каждый раз, то ли потому что я боюсь его.

Мне придётся выйти за него замуж. Даже если мы убьём Селесту, я буду навечно в плену у Себастьяна.

В случае если он будет вести себя с детьми, как в ту первую их встречу, то это очень даже хорошо. Ведь для меня главное — безопасность моих детей.

А насчёт меня… да пускай делает, что хочет.

Страшно. Страшно от осознания предстоящего будущего.

Я буду его женой. Эти побои и разговоры будут со мной каждый день.

Кажется, у меня просто не хватает сил.

***

Моё утро началось с посещения ванной комнаты. Я приняла быстрый душ, а также описала в дневнике то, что случилось этой ночью и странный сон, который не давал мне покоя.

Я закончила как раз вовремя, поскольку мистер Вольф постучал в дверь моей комнаты. Человек уже в возрасте, он был главным моим врачом всё это время.

Он осмотрел мою задницу и начал раздумывать над лечением. Вдобавок рассмеялся, что мистер Верлак каждый раз добавляет ему всё новых задач.

Наконец придумав, он обмазал меня какой-то мазью, а также начал маскировать другие следы побоев.

Приятнее было, когда меня лечил другой — самый первый, тому было примерно лет тридцать. Молодой мистер Вернер.

Они оба немцы.

У Селесты вообще, мне кажется, предки — немцы.

Надо потом спросить у Себастьяна насчёт этого.