Это был первый раз, когда я так чувствовала себя. Когда кажется, что всё по плечам, что ты силён, когда рядом с тобой тот, кто любит тебя так же отчаянно, как и ты сам. Когда хочется просто наслаждаться этим…

— Ты могла простудиться, — это всё, что он говорит.

— Знаю, — усмехнулась я. Он обо мне заботится. Нет ничего приятнее этого. Я прикрываю глаза и откидываю голову на сиденье автомобиля.

— Дурочка, — в очередной раз говорит он.

— Это слово даже лучше, чем „любимая“.

— Поскольку в нём выражена вся моя забота и любовь к тебе, когда ты делаешь или говоришь что-нибудь глупое.

— И поэтому я его люблю. И тебя люблю.

Стефан рассмеялся.

— Дома я заверну тебя в плед и дам горячего чая. Только попробуй заболеть. Ты наглоталась холодного воздуха, я уверен.

— Я тебя таким не видела ещё, — пропела я с закрытыми глазами.

— Заботливого? Сам о себе так не забочусь, а о тебе да. Странно? Очень. Впервые чувствую это.

— Где наш жёсткий бабник, трахающий в туалете в общественном месте? — улыбнулась я.

— Похоронен. Тогда, когда понял, что влюбился в кое-кого.

Я вновь приподняла уголки губ.

— Стефан, обещай мне. Обещай, что мы не расстанемся, — раскрыла я глаза и взглянула на него. Теплота в моей груди немного пропала, страх вернулся.

— Как я могу обещать тебе? Даже если взять в расчёт теорию вероятностей, то…

— Не надо умничать, так я обычно делаю, — поджала я губы. — Знаю, что стопроцентной не бывает. Знаю, что есть факторы, которые способны сделать так, что мы расстанемся, что мы отдалимся от друг друга. Но самое главное, даже в твой речи пробежало это слово „расчёт“. Всегда и везде своя выгода. А теперь, если откинуть эгоизм, если заткнуть разум, забыть обо всём: о теории вероятностей, о мешающих посторонних факторах… если оставить только сердце. Что ты чувствуешь им?

— Что я люблю тебя и никогда по-настоящему не смогу разлюбить. Знаешь, я не могу обещать, что мы не расстанемся. Но знаешь, что я могу пообещать? Что забыть о своих чувствах к тебе будет нереально сложно. Да невозможно это.

— Потом мы будем, через лет десять-двадцать вспоминать это с улыбкой на лице, поскольку будем считать юношеской первой любовью, — горько усмехнулась я.

— Если любовь первая, то она необязательна должна быть глупой и ошибочной. Я уверен, что мы не будем так думать.

— И ты это говоришь ты…

— Я знаю теперь, что тревожит тебя все эти дни, недели. Знаю, — взглянул он на меня. — Не смогу я. Слышишь? Не смогу изменить тебе, бросить тебя. Да не могу я, Елена! Да как просто… да это нереально.

Он резко тормознул, мы приехали.

— Елена, хватит об этом думать. Почему ты не веришь мне?! Я же говорю тебе раз за разом… Моя дурочка, поверь мне, — схватил он меня за руку, когда я отстегнулась. — Что не смогу я. Я ещё никогда такого не чувствовал, никогда так не любил. Меня тоже пугает всё это. Наш ребёнок, работа, брак, ответственность, куча ответственности. За всё. Просто сложно в один миг всё предать и забыть… иногда от любви к тебе у меня болит сердце, — прошептал он, поднеся мои руки к своим губам. — Мы будем глупцами, если испортим это — наше будущее вместе. Я буду себя ненавидеть, Елена, клянусь тебе. Просто поверь мне, — его губы нежно целуют костяшки на моих руках, которые недавно согрелись в машине.

Я смотрю в его глаза и верю. Верю до боли в сердце. Приятной щемящей. И до слёз в глазах.

— Я хочу сделать тебе чай, обвернуть в плед и уложить в постель, где прижмусь к тебе, буду гладить твои волосы и вдыхать твой запах, прислушиваться к твоему мерному дыханию. Я хочу положить руку на твой живот, чтобы представить, как там развивается наш ребёнок. Тот, кто будет частичкой меня и тебя. Мы вместе в одном человеке, которого мы вырастим.

Слёзы давно текли по моим щекам, слёзы счастья. В груди всё ещё щемило сердце.

Я буду помнить этот день и всё это тоже. Как он отвёл меня домой, действительно сделал чай, как согревал меня своим телом, а затем мы легли спать, и более уютно мне никогда ещё не было.

Его рука на моём животе, его тело тесно прижато к нему, и вместе мы словно дополняем друг друга. Моя спина к его спине, его ноги к моим ногам, так тесно, так идеально. Его лицо в моих волосах, он прерывисто дышит, он говорит, что любит меня.

Я не могу не верить ему».

Вот и прошло десять лет. Что изменилось? Да, мы расставались, врали друг другу, делали больно… а сердцем, что я им чувствую? Чувствую, что люблю его по-прежнему. Может быть, даже сильнее.

Моё пальто расстёгнуто, мне холодно. Я уже давно закрыла рот, слёзы всё ещё текут.

— Миссис Сальваторе, — выругался сопровождающий. Я вышла на улицу без повязки на глазах, теперь они думают, что я увидела и запомнила место, где держат Стивена.

— Отвезите меня домой быстрее, — пробормотала я, вытирая слёзы с щёк. — Я всё равно ничего не видела, мне не до этого, где машина?

Блондин верит мне и ведёт к автомобилю. Я оглядываюсь и пытаюсь запомнить одинокий дом среди леса. Стараюсь понять, что это за место, но вот у меня на глазах повязка, мешающая мне видеть, а в ушах беруши.