Но как обычно было, я смотрел в ее глаза и все эти раздумья улетучивались.

– Извини, - сказал я, - я какой-то сильно нервный просто. Столько дел. Завтра полковник приезжает, хоть он отсутствовал всего один день, но лезть во все будет так, как будто его не было неделю или месяц. Нам с Павлом завтра к нему на доклад, а дело такое, что и сказать-то нечего.

Она подсела ко мне поближе и положила руку на плечо.

– Вот поэтому тебе нужно хоть иногда мне что-нибудь рассказывать. Нельзя же все постоянно держать в себе. Я все знаю, Коля. Ты не рассказываешь мне ничего не потому, что не доверяешь мне, а потому, что просто не хочешь этого делать. И от этого мне порою бывает обидно.

Конечно же мы оба очень сильно устали. Конечно же нам очень сильно хотелось спать. И конечно же легли мы около трех ночи, после того как посмотрели два фильма подряд. Обычно, если мы смотрели фильмы перед рабочим днем, то ложились где-то в час. Но сегодня процесс затянулся.

Кате нужно было вставать позже, чем мне, поэтому, когда я уходил, она еще спала.

Я добрался до Лубянки ровно к восьми и, не заходя к себе, сразу направился в кабинет Павла, который уже был там.

– О, смотрю, ты тоже не спал, - сказал он, когда увидел меня.
– Я всю ночь думал с чем мы пойдем к полковнику.

Я сказал, что думало том же, что было, конечно, наглой ложью.

Павел всегда много работал, а после развода стал работать еще больше. Но и пить он стал тоже больше. Однако у него была невероятная черта: даже будучи пьяным или с сильного похмелья, он мог написать любую справку, вникнуть в суть любого дела, сходу выдать различную информацию о чем-либо, не копаясь в справочниках или интернете.

– Я вот подумал, - сказал я, - ведь кто-то, кто из оперативников занимается этим делом уже наверняка заметил назначение Агеева.

– Да и плевать. Что они могут сделать? Мне тут птичка принесла, что девушка, прибывшая во внутреннюю тюрьму, допрашивалась всего один раз. И то до назначения Агеева. Помнишь слова Лиходеева во время первого визита в Солнцегорск? "Никто не знает, что с ней делать". И не знают до сих пор.

У Павла везде были свои источники. Я понятия не имел, откуда он знает столько людей, ведь даже его любимым собутыльником был он сам.

К полковнику мы отправились в ровно в девять часов. Павел излагал суть дела, я молчал, полковник внимательно слушал, поглаживая свои седые усы.

Все время, пока говорил Павел, полковник сидел в одной неизменной позе. Это была его привычка и он так поступал всегда, даже на совещаниях. Со стороны это выглядело как попытка максимальной концентрации. Что же это было на самом деле известно лишь ему одному. Минусом этой неизменной позы было то, что никто и никогда не мог предугадать его реакцию на излагаемый материал. Он не показывал абсолютно никаких эмоций и все всегда гадали, как же он отреагирует, когда выступающий закончит свою речь.

Сейчас был именно такой момент. Зная, что полковник будет невозмутим, я даже не пытался смотреть на него, прекрасно понимая, что это не даст мне абсолютно ничего.

– Ясно, - кратко сказал он после того, как Павел закончил рассказ.

Мы ждали, что он скажет что-то еще, но его "ясно" оказалось лишь единственным словом в том предложении.

– Ну, - неожиданно начал он, когда молчание длилось уже почти минуту, - что вы предлагаете?

Мы с Павлом переглянулись.

– Так как она находится во внутренней тюрьме здесь, у нас, то мы бы хотели с ней поговорить, - сказал Павел.

– Зачем?
– полковник встал с кресла.

– Назначение Агеева на пост, указанный в документе, найденном у объекта открывает нам ситуацию в совсем ином свете, нежели тогда, когда мы первый раз имели с ней беседу.

– И не только нам, - продолжил я, - оперативники ведь тоже этим занимаются. Возможно они уже поговорили с Агеевым...

Полковник резко посмотрел на меня.

– Ты совсем придурок?
– резко выпалил он.
– Мы что пойдем допрашивать заммглаву администрации президента из-за поддельного документа, найденного у какой-то бомжихи? Тебе, Корнеевский, погоны жмут? Или голова?

Полковник сел обратно в кресло, внимательно посмотрел на нас и добавил:

– Поговорите с ней. И сразу ко мне. Когда можно будет с ней встретиться я вас вызову. Свободны.

4.

В пятницу, когда прошло ровно две недели после нашей первой встречи с Алисой, мы увиделись вновь. И, как и в прошлый, раз Алису привели под конвоем. Мы втроем сидели в небольшой комнате для допросов внутренней тюрьмы Службы. Алиса была одета в стандартную робу, по цвету (да и материалу) напоминавшую мешок из-под картофеля. Довольное длительное пребывание под стражей сказалось над ней: она выглядела намного хуже, чем при первой встрече, под глазами были огромные синяки, лицо, и без того худое, представляло из себя скалу из острых углов.