– Тогда… я в безопасности, если время не двигается?

– Нет. Будет хорошо, если ты выберешься.

– Определенно, - пробормотала я негромко. – Но кто или что ты такое? Если ты в моей голове, то ты… дух?

– Если тебе тревожно, могу помочь тебе забыть, - пожал плечами юноша. – Обычно действует. Все же нет. Тебе нужно быть всей собой, чтобы сражаться. Может быть, позднее.

Никогда не доверяй ничему и никому в Тени, - говорила Церковь. Демоны попытаются завладеть твоим телом, твоим разумом, захотят захватить твой дух и использовать его, чтобы вырваться в реальный мир и начать убивать все, что встретится им на пути. Но я не была в Тени, все вокруг – всего лишь отражение моего сознания. Если верить Коулу.

Он не был похож на демона, но не была ли это главная характеристика самых опасных демонов? И все же… мне хотелось ему верить. Пока он не предлагает убить кого-нибудь, кроме Зависти и не намекает о кровавой резне, возможно, я и могла воспользоваться его помощью.

Солас бы одобрил, наверное.

– Хорошо, Коул. Если ты правда хочешь мне помочь, то как мне отсюда выбраться?

– Это твоя голова. Я надеялся, ты знаешь, как все исправить.

– Великолепно, - вздохнула я с иронией. – Ты хочешь помочь, но не знаешь как. Я тут тем более ничего не понимаю, знаешь ли.

Дух поднялся на ноги, с интересом озираясь вокруг.

– Все, что вокруг - это Зависть. Ты должна была исчезнуть, как только он появился в тебе, но не исчезла. Ты всё ещё здесь, значит ты сильнее его. Если будешь двигаться, Зависти придется тратить силы, создавать новое. Быть кем-то одним – уже сложно. Быть несколькими, многими, очень многими – Зависть этого не выдержит, и ты освободишься.

– Значит, мне просто нужно продолжать идти?

– Наверное. Надеюсь, это поможет. Так лучше, чем оставаться здесь и терять себя.

Он спрыгнул с кровати, и подбежал к двери, осторожно выглядывая наружу. Языки пламени вспыхнули в темноте, заставив его отшатнуться.

– Здесь мысли звучат. Пусть звучат громче. Подумай о воде, - спокойно посоветовал Коул, будто только что не был готов сгореть заживо.

– О воде?

В голове тут же мелькнули знакомые пейзажи морского берега и соленых брызг, разлетающихся о камни волн. В то же мгновение огонь сменился серебряным дождем, разразившемся прямо над моей головой и намочившем меня с головы до пят.

– Потрясающе, - вздохнула я ворчливо, убирая с лица мокрые пряди.

– Эта тварь тебе не поможет. Я узнаю то, что хочу, - раздавшийся злобный крик демона подсказал мне, что я на правильном пути.

Хоть что-то обнадеживающее.

Но через мгновение вокруг снова соткались знакомые подземелья. Только на столе в центре лежало моё тело, пронзенное ржавым мечом.

– Союзников ты предашь, они проклянут твоё имя! Как и первая Инквизиция, ты принесешь лишь кровь, разрушение и страх!

Из теней вокруг соткались силуэты Кассандры и Родерика, склонившиеся над трупом с жутким выражением отвращения на лицах. Я едва не отшатнулась в ужасе от Искательницы, внезапно едва не забыв, что все вокруг было лишь иллюзией.

– Или нет, - раздался успокаивающий голос Коула. – Это необязательно. Ничто из этого не станет былью, если ты не позволишь.

– Прочь, тварь! Я учусь!

– Не похоже, что ты особенно преуспел, - процедила я сквозь зубы, проходя мимо.

Подземелье растаяло, сменившись главным залом Церкви.

– Чем ты можешь объяснить свои преступления, еретичка? – моя демоническая копия шагнула из мрака, с презрением взирая на закованную в цепи мать Жизель.

– Это фарс! – преподобная мать с ненавистью глядела на эльфийку, упорно не опуская глаза. – Я требую настоящего правосудия.

– Ты его получишь! На виселицу её!

– Ты не тронешь никого из моих союзников, мразь! – бросилась я на самозванку, но та лишь распалась на темные клубы дыма.

– Всех, кто будет сомневаться в словах Вестницы Андрасте, придется наставить на путь истинный.

– Продолжай идти. Он слабеет с каждым шагом.

Повиновавшись голосу Коула, я продолжила путь во тьме, настороженно озираясь вокруг. Тени толпились вокруг, проклиная меня, требуя моей смерти, ненавидя меня. Мой голос, искаженный гордыней и самомнением, он заглушал ропот людей, хохоча над чужой болью, обещая расправу всем, кто противился её воле.

Это не была я. Даже в самой утрированной форме, я не могла стать такой. Даже страх почти прошел.

Я ненавидела боль, чужую даже больше, чем собственную. Мне невыносимо было смотреть на чужие страдания, не то, что обрекать на них. Даже взяв в руки оружие, окропив ладони кровью и забрав чужие жизни, я не могла представить себя, отправляющую людей на смерть. Смерть была слишком окончательна, чтобы её можно было рассматривать как решение.