Продолжая образные сравнения, выглядел этот разум после такого вмешательства как всё тот же пирог, который сначала разделили по слоям, а потом собрали его вновь, снабдив дополнительной начинкой, орешками, например… То есть кособоко и помято. Эти, несмотря на сравнение с пирогом, неаппетитные подробности, Феранор знал в силу своего происхождения. Эльфы ненавидели Магию Разума, когда она применялась к ним, но охотно использовали её по отношению к другим, однако это не значило, что она им нравится. Со стороны это смотрелось для эльдара так же приятно, как будто при нём ковыряются в навозе, выискивая не переваренные кусочки пищи, и оживлённо обсуждают находки. Потому последовавшее чуть позже предложение сделать вылазку в город, устроив налёт на бордель, Феранор воспринял с воодушевлением аки спасение. Правда поначалу это предложение едва не вызвало ссору.

* * * *

Предложение поступило от трёх гвардейцев, с которыми Феранор едва успел познакомиться, пока плыл на корабле из гавани Лаввалетты в Шагристан. Все трое были отпрысками благородных родов и в свободное от несения караула и тренировок время, не считали себя связанными какой-то дисциплиной или чинопочитанием, тем более что Феранор по сравнению с ними был как сельский учитель перед мастистыми академиками. То есть чувствовать себя должен был как минимум не уютно. Одного из гвардейцев звали Агаолайт ан-лорд Аноллион, и был он каким-то дальним родственником самому Фириату, что позволяло ему общаться с Феранором как с равным. Второй носил гордое имя Каэльдар, и был он младшим сыном младшего сына самого лорда Коэля Кейси, главы Дома «Алмазного Единорога», то есть стоял на ступень выше самого Феранора и, в общем-то, мог даже не исполнять его приказы, если те ему не нравились. В бою подобные мажоры превращались в громадную проблему, с которой почти ничего нельзя было поделать и приходилось терпеть, скрипя зубами. То, что Каэльдар согласился позвать в свою компанию Феранора, говорило о благожелательном к нему расположении внука Кейси и вселяло слабую надежду, что в бою Каэльдар не вздумает давить его своим родовым авторитетом. Третьим в этой благородной компании был скромного вида молодой эльф по имени Бальфур. Держал он себя немного скованно и стеснительно, словно боясь неосторожным словом или действом уронить честь своего рода перед более высокородными эльфами. Как объяснили Феранору, его в компанию взяли только потому, что Бальфур был единственным из улан знающим бединский язык.

Несмотря на всю заманчивость предложения, капитан согласился на него не сразу. Он долго сомневался, разумно ли в первый же день своего пребывания в «дикой варварской стране» отправляться на весёлый кутёж без ведома Фириата. Они ведь не в Меллорафоне и вообще не в Эльвеноре, здесь орки свободно ходят по улицам и потому они должны…

— И что, ты боишься орков? — ехидно сощуриваясь, перебил его ан-лорд Кейси, но, не желая наживать в Фераноре врага, быстро всё свёл к шутке. — Ха! Да ты шутник, капитан! Неужели ты думаешь, что я поверю, что офицер, прослуживший не один десяток лет на Диком Приграничье, может испугаться каких-то орков?! Брось, Феранор. Мы не принадлежим к Дому «Феникса» и Фириат нами не командует, так что ставить в известность его нам нет нужды. Что же касается остального, то в карауле нам сегодня не состоять, нападения мы тоже не ждём, следовательно, мы свободны от службы, ведь так?

— Так. — Сквозь зубы признал Мистериорн, борясь с мучительным желанием вызвать «единорога» на поединок. Пока вроде бы не за что — прямого оскорбления он ему не нанёс, как бы даже польстил, но Феранор по его глазам видел, что Каэльдар насмехается над ним. Попутно благородный мажор не отказал себе в удовольствии козырнуть своей исключительностью, лишний раз подчеркнув, что первейший род «фениксов» ему не указ и он волен делать, что хочет, а вот Феранор такой возможности лишен, так как он во внутриклановой иерархии находится под Фириатом. Этакое лишнее напоминание, чтобы капитан не забывал, какой крутой эльдар стоит перед ним.

— А раз так, то мы вольны гулять до завтрашнего утра. — Заключил Каэльдар. — Тебя как командира мы в известность поставили, так что ты ещё хочешь? Чтобы я лично пошёл к вашему Фириату и смиренно попросил его отпустить меня погулять? Ну уж нет, такого раболепия вы, «фениксы», от нас не дождётесь!

Но это ещё не всё. Агаолайт, бывший, как и Феранор, «феникс», к негодованию и удивлению последнего поддержал именно Каэльдара, быстро и доходчиво объяснив капитану с приграничья, что они находятся не на границе, где каждую минуту может произойти нападение. Это там был явный общий враг, против которого Дома объединялись, забывая свою вражду. Там эльфы были куда проще и ближе друг к другу, и их не смущало, что ими командует эльдар из чужого Дома. Там о таких вещах даже не задумывались. Скажет легат «Феранор, надо!» и Феранор пойдёт и сделает, а не спросит «зачем?» и не станет доковыриваться, нет ли здесь какой интриги против его Дома? Но это всё осталось там, здесь же собрались благороднейшие роды Эльвенора. Эту «золотую молодежь» на границу не затащишь и даже, идя в гвардию, служат они исключительно в столичных сотнях, поближе к своей привычной жизни: придворным балам и дружеским вечеринкам. Посылку за море такие воспринимают как наказание. К тому же командует ими здесь не их командир, лорд Гилэтэй, а какой-то присланный с Дикого Приграничья капитан, назначенный по настоянию Сенешаля Владычицы. Они недовольны и считают это оскорблением, потому не стоит быть снобом и требовать от эльдаров чего-то сверх меры — служебного рвения Феранора здесь никто не оценит.

— …Иначе вам каждый раз будут напоминать, что вы из другого Дома. — Закончил свои наставления Агаолайт.

Капитан резко повернул голову, пристально взглянув в глаза самозваному добровольному советчику, так как он это умел. Агаолайт взгляда не выдержал, отвёл глаза и нехотя буркнул себе под нос, что он хочет как лучше. Лорд явно чувствовал себя не в своей тарелке из-за того, что сам, принадлежа к «фениксам», принимал сторону «единорога» против другого «феникса», нарушая негласный закон. Клановая вражда заставляла эльфов из одного Дома держаться друг друга и принимать всегда сторону соклановца независимо от того насколько он был прав. А чем ближе к верхушкам Великих Домов, тем сильнее эта черта проявлялась у перворожденных, и если уж Агаолайт пошёл против этого правила, значит он считал действия Феранора не просто неправыми, а катастрофически ошибочными. Это заставило капитана задуматься и взглянуть на последствия своих решений с другой стороны. Они не в военном походе и Каэльдар может открыто отказаться исполнять его приказания, ссылаясь на своё высокое происхождение и древность рода. В этом случае дело может решить лишь поединок, а это лишняя головная боль для посла, за которую он спасибо не скажет. К тому же, если Фанор Каэльдара убьёт (а он в этом не сомневался), это запустит новый виток интриг и скрытого противостояния между «фениксами» и «единорогами», от которого проиграет уже весь Эльвенор.

В общем, Феранору пришлось изрядно перекипеть со своей злостью, после чего он решил, что в данном случае переломить ситуацию не может. Оставалось махнуть рукой и принять приглашение. Но прежде чем уйти, Феранор решил быть честным хотя бы перед самим собой и сообщить о планах на вечер Фириату. Посла он обнаружил в большом зале, где тот в компании эльфийки-волшебницы, прибывшей с ним на другом корабле, сидел перед небольшим магверитом и с кислым видом участвовал в проверке слуг. Волшебница «просматривала» память толстого чернокожего мужика в белоснежном фартуке, выводя её в магверит как череду видений и образов, чтобы посол тоже мог их увидеть. Когда Фириат узнал, с чем к нему подошёл капитан, он лишь досадливо отмахнулся, прося не приставать к нему с подобными мелочами. Получивший полную свободу действий, Феранор поспешил в конюшни, брезгливо отплёвываясь и прогоняя из памяти образ агукающего и пускающего пузыри повара.

Троица уже ждала его, сидя в сёдлах, и пока капитан занимался своим конём, Каэльдар, как самый опытный в таком деле, вовсю хвастал своими похождениями по подобным заведениям в портовых кварталах Лаввалетты и Киррбен-Фарродена.

Для справки — портовые кварталы прибрежных эльфийских городов были единственной их частью, куда разрешалось заходить иноземцам, в остальные кварталы их не пускали, дабы чужеземцы их не поганили. Зато в той части, где приезжим разрешалось обретаться, буквально шагу нельзя было ступить, чтобы не наткнуться на бордель или курильню, открытые вездесущими морейцами. Зная о разврате, что там творился, Феранор был даже рад за то, что Владычица в своё время не польстилась на сладкие речи этого гнилого народца и блеску рассыпаемого им золота и не разрешила вести дела в Меллорафоне. Ведь как бы строго не охранялись остальные кварталы от чужеземцев, поселившаяся в порту зараза всё равно медленно и не заметно проползала в сам город, отравляя умы и души молодых эльдаров. При этом Феранор совершенно искренне считал, что ему подобные злачные места посещать можно, так как он не зелёный юнец, а эльдар с уже устоявшимся взглядом на жизнь и чётко выстроенной системой ценностей, которую не пошатнёт никакой варварский разврат. Это как разница между тем, кому дать вино — маленькому ребёнку или взрослому здоровому мужчине. Однозначно, что мужчине один — другой кубок винца не повредит.