— Интересно, как мы её повезём? Телегу соорудим?

— Сообразим. — Отмахнулся Феранор. — В крайнем случае, вынем из обложки листы и заберём только их… Что там за грохот?

В большом зале кто-то громко бил в медь, привлекая внимание.

С нехорошим предчувствием, Феранор бросился на террасу и, подлетев к каменному бортику, воззрился на творящееся внизу действо. Митрасир, пытался что-то втолковать своим воинам, а те, окружив постамент, на котором стоял их начальник, гневно выкрикивали короткие фразы, сопровождая свои слова грозным потрясанием кулаков. Феранор понимал из выкриков только отдельные слова, но по общей интонации догадался, что люди чем-то серьёзно рассержены.

«Так, так… да у нашего дорогого Митрасира бунт! Интересно, с чего вдруг?» — Взгляд его остановился на молодом «драконе».

— Бальфур! Я хочу знать, что они говорят. Переводи. Немедленно!

— Люди хотят оставить все сокровища себе. — Быстро затараторил Бальфур, переводя для капитана, — они говорят, что шах им не указ, они будут делать что захотят.

— Чего это на них нашло?

Вообще, готовность резать из-за горсти золота не самая плохая черта для воителя, но резать за него обычно полагается врагов, а не своих. У «светлых эльфов», со времён восстания Илванны леди Лисс был жирный пунктик по поводу верности данным клятвам. Предательство было для них тягчайшим преступлением, притом, что в рамках собственных разборок между Домами, они подставляли друг друга без зазрения совести. Но так и эльф из чужого Дома вроде как лишь на половину свой.

— Вон тот, говорит, что с золотом он сам станет шахом. — Тыкая, для уточнения пальцем, продолжал послушно переводить молодой эльф, как вдруг прервал сам себя, потрясённо воскликнув: — Жопа орка! Он убил его!

* * * *

Ликующие воины стаскивали понравившиеся им вещи в центр зала, к высокому треснувшему постаменту на котором когда-то стояла статуя. Однако чем дольше это продолжалось, тем больше Митра ас'Саира озадачивало поведение его гвардейцев. Их будто подменили — слишком уж неправильное было их лихорадочное запихивание монет себе за пазуху и за пояс. А этот алчно-безумный блеск в глазах? Он больше подходил делящим добычу разбойникам, но никак не благородным воинам шах-ан-шаха! Кульминацией стала ссора между двумя «белыми стражами» из-за золотой цепи, в ходе которой они схватились за сабли. Пора это было прекращать!

Выхватив из кучи драгоценностей длинное позолоченное копье, ас'Саир ловко треснул его древком по руке сначала одного воина, затем выбил саблю из рук другого и в довершении с силой ткнул его противовесом в живот. Опираясь на копьё как на шест, Митр взлетел на разрушенный постамент, ловко перепрыгнув через остатки упавшего с него памятника.

— А ну, все слушайте меня!!! — проорал он, подкрепляя свой голос парой звонких ударов копьём по брошенному под ноги медному щиту. Грохот заставил воинов нехотя отвлечься от своего занятия и воззриться на ас'Саира. — Вы, что совсем потеряли разум?! Что вы творите?! Разве вы портовые нищеброды, готовые удавиться за дихрем?! Если вы забыли кто вы, то я вам напомню!

Сверкающий наконечник копья угрожающе нацелился на собирающуюся у постамента толпу, покачиваясь из стороны в сторону, как выбирающая в кого вцепиться змея. Так как воины были без масок, а зажженный эльфами шар давал достаточно освещения, Митр отлично видел безумные гримасы раздражения, возникшие на их лицах.

— Кто посмеет обнажить оружие на своего товарища — будет немедленно наказан! — весомо пообещал он. — Из-за чего вы ссоритесь друг с другом? Из-за золота?! Так это золото не ваше, у него есть хозяин!

Митр счёл, необходимостью напомнить своим воинам, что они не сами по себе, хоть и из благороднейших родов, а служат шах-ан-шаху и здесь находятся исключительно по его воле! Он один вправе определять их награду за службу, одаривая частью захваченной добычи. Только он, сами — ни-ни.

— Мы все имеем право на это золото! — нестройным хором зашумели в ответ гвардейцы. — Мы прошли ради него через испытания пустыни, мы проливали за него кровь…

— Какую ещё кровь вы за него проливали, вы, отродье скорпионов?! — окончательно взорвался агыз. — Разве вы добыли эти богатства в бою?! Хоть кому-нибудь из вас пришлось обнажать для боя клинок?! Скольких же врагов вы сразили по дороге сюда? Несколько?! Или может нисколько?!

Вперёд протолкался самый мощный и плечистый из гвардейцев. Встав прямо напротив агыза, он расправил могучие плечи, демонстративно положа руку на эфес сабли.

— Я — Муталиб ибн Багир! — запальчиво выкрикнул он грубым басом. — Мой род славен тем, что вот уже триста лет не занимается ничем кроме войны! Я научился сидеть в седле раньше, чем ходить, а своего первого врага убил в восемь лет! Пусть кто-нибудь попробует сказать, что это золото не моё и, клянусь Аллуитом, моя сабля будет последнее, что он увидит в своей жизни! Никто, ни шах, ни хаммадийский разбойник не заберёт у меня моего! Слышишь, ты, грязнокровка? Никто!

Муталиба поддержал нестройный гул одобрительных голосов, утверждавших о том, что они тоже имеют право на долю сокровища, причём побольше чем атраванский шах. Изумлённый Митрасир слушал эти речи, не веря своим ушам, гадая какой демон мог овладеть его людьми. Разве, что Минра и правда похитила их разум, иначе такое массовое помешательство объяснить было сложно. Благороднейшие воины ведут себя как жадные морейские купцы, готовые продать Душу за дырявый дихрем! Кончилось же это замешательство ровно в тот момент, когда один из воинов, наконец, не выкрикнул заветное и крамольное: