Может, этот дядя и способен вернуть Ману?

— Ну, так что ты там надумал? — наконец, обернулся Граф к мальчику.

— Пусть он вернётся.

— А ты умрёшь.

— А я умру, — кивнул мальчик.

Мужчина отвернулся, пробормотав себе под нос выражения, в употреблении которых вряд ли когда-нибудь кому-нибудь бы признался. Да и выглядел он при этом таким сконфуженным, будто на него сейчас смотрел не Аллен, а кто-то совсем другой. Кто ругани не приемлет в принципе и ругани из уст этого странного типа — особенно.

— Так вы вернёте его?

— И как же он вас всех так к себе… привлекает? Почему все за него стеной, защитники!? Да ещё и помешанной стеной, — в голосе мужчины отчётливо сквозила досада. — Может, и впрямь что использовал… Ты хоть давно его знал-то?

— Года два с половиной, — неуверенно отозвался мальчик.

— Да? — мужчина снова погрузился в свои размышления, на сей раз не оставляя без внимания и Аллена. Внимательно осматривая, зачем-то схватив его замерзшие ладони в свои, некоторое время держал так, глядя пристально в глаза. И всё же оставался чем-то недоволен.

— Нет! — наконец вынес он вердикт.

Мальчик ощутил, как паника сжимает его горло.

— Вы… вы не вернёте Ману? — Он что, обманул Аллена?

Граф снова тяжело вздохнул, приобнимая мальчика за плечи.

— Где твоя семья, малыш, настоящая семья? — снова спросил он.

— Не знаю! — всего одно странное объятие, но Аллен моментально оробел, не смея даже думать о том, чтобы ругаться или что-то ещё делать. — Меня продали в цирк, когда я был маленьким, потому что меня прокляли. То есть моя рука! — он кивнул на почти безжизненную, с трудом шевелящуюся красную руку, и мужчина, ничуть не опасаясь, неожиданно ловко стянул варежку и провёл пальцами по всей ладони.

— Мда, — наконец-то выдохнул он, но ожидаемого презрения или отвращения мальчик так и не увидел на лице этого странного дяди, – а ты полон сюрпризов.

Мужчина неожиданно поднялся, отряхивая свой плащ, а потом подал мальчику руку, помогая подняться со снега и ему.

— Как тебя зовут, мальчик?

— Аллен.

— Хорошее имя.

— Меня так назвал Мана, — гордясь и отчего-то смущаясь одновременно, ответил Аллен. Всё же он очень странным путём получил это имя. Ведь так когда-то звали пса. Очень умного пса, стоит отметить. И пёс был лучше многих людей, так что Аллен был не прочь носить его имя. К тому же Мана позже не раз доказал, что понимает разницу между мальчиком Алленом и псом. Но это было позже и не всегда.

— Ну, а я Тысячелетний Граф, — мужчина галантно склонился и, неожиданно подхватив Аллена на руки, усадил к себе на плечи. — Держись покрепче, нас ждёт некоторое перемещение до нашего дома.

— До дома? — дрожащим голосом переспросил Аллен, хватаясь за цилиндр и удивлённо понимая, что тот словно прикреплен к голове. Или это всё же и впрямь единый костюм? Или цилиндр на что-то крепится? Что вообще происходит? Этого было слишком много одновременно для маленького Аллена: странные слова, странный человек или даже не человек, по его словам кажется, будто он даже знаком с Маной. А теперь хочет забрать Аллена домой?

У него никогда не было дома. То есть, его дом был лишь с Маной. Там, где жил Мана, то место, что они находили для ночлега, и становилось его домом. Дом всегда определялся Маной.

А если Маны нет, то нет и дома. Если Мана лежит под землёй холодный и мёртвый, там же должен быть и Аллен. Детская логика была проста и безжалостна, но этот странный тип переворачивал весь его хрупкий мир, что до этих дней казался удивительно крепким и цельным.

— Я поведу тебя к себе в семью. Она, конечно, странная. Очень странная, но, думаю, ты в ней приживешься. Уж странным или уродом тебя там точно никто не назовёт. А кто-то наверняка и полюбит.

— А… — в голове мальчика кружились сотни разных мыслей о том, куда его может привести этот Граф, правда ли ему тысяча лет, почему его не посчитают странным… может, потому что там все выглядят так же, как этот Граф? Но больше всего его волновало кое-что другое.

— Но… А как же Мана?

Он беспомощно оглянулся к могиле, которую не мог покинуть. Не мог бросить. Не мог уйти, потому что… Потому что это же Мана!

Мальчик не видел выражения лица Тысячелетнего Графа, но тот, услышав вопрос, словно на мгновение утратил весь задор и окунулся в пучину неприятностей. Но стоило мгновению промелькнуть, как Граф ответил ему немного печальным, но уверенным голосом.

— А Мана умер, малыш. Это необратимо.

====== Глава 2. Этот странный путь. ======

Аллен был ребёнком крепким. Дети со слабым здоровьем не выживают на улицах, в цирке и под постоянным градом насмешек о его уродстве. Но Аллен просидел достаточно времени на морозе, в оцепенении и ожидании волшебного «чего-то». Может быть, даже смерти, только ребёнок не мог дать точного определения, ибо был ещё так молод и неопытен.

Так что состояние, в котором он был, когда к нему пришёл Тысячелетний Граф и заявил, что не будет оживлять Ману, а заберёт мальчика с собой, можно было охарактеризовать как «на грани серьёзного заболевания». И потому, как бы он не пытался собраться с силами, когда Граф, на плечи которого он залез, взлетел в воздух, досмотреть это странное путешествие до конца он не сумел бы. Аллен это даже понимал с самого начала. Он чувствовал себя очень-очень слабым, как бывало в те времена, когда он ещё не встретил Ману и не ел по два-три дня.