– Спасибо, Джереми, просто это как-то неожиданно. Я не заслужила таких подарков, - изобразила я скромность во плоти, хотя прекрасно знала, что заслужила нечто поболее нескольких дней на диване. – А в честь чего праздник на моей улице?

– Нового сезона, чего же еще.
– Действительно, о чем я думала, скоро же съемки, а командировка со сменой декораций вполне схожа с отдыхом от приевшихся стен офиса. – В начале марта едем в США тестировать очередную «гадюку». Мы уже забили на это удовольствие больше недели. Всегда так делаем, ссылаясь на смену поясов и прочую дребедень. Поскольку ты теперь в нашей команде, тоже получишь выцепленый у юристов отдых. Возьмешь своего автомобильного профана, отдохнете недельку от серого Лондона.

«Автомобильного профана?» – хотела стать на защиту чести Камбербэтча я, но вспомнила, что еще не готова простить ему Берлин даже виртуально, даже в разговоре с другим. Да и отпуск, если у нас продолжится блокада, придется проводить в гордом одиночестве и созерцании дикой американской природы. Вот и узнаю, чем привлекательны грязные мотели, ипподромы и дешевые бары, которые так воспевал Чарльз Генри Буковски.

– Не вижу энтузиазма. Между вами черная кошка никак пробежала?
– проявил участие Джереми. Я улыбнулась и хотела было заверить его, что все лучше некуда, но телефон разразился ругательствами, точнее началом припева “Skinny Little Bitch” от американцев Hole. Джереми хмыкнул, ухмыльнулся, жестом попрощался и скрылся в лифте, а я потянулась к телефону отвечать на звонок Томаса Хиддлстона. Знаю, что он не особо маленький, зато тощий “bitch” еще тот.

– Да, Том, - ответила я, морально готовясь выслушать семейного терапевта. – Чем обязана?

– Вы позвонили сотруднику британского тв-шоу Top Gear Хелене, - передразнил мой тон несносный дуралей Хиддлс.

– Намек понят, - перебила я собственный автоответчик, - чего хочет от меня услада моих ушей и бич моих нервов?

– Я весь растаял, подруга, это как секс по телефону, только круче. Но вернемся к делу, пока Амели не начала ревновать, - я услышала приглушенную французскую речь по ту сторону связи и улыбнулась, представляя воспитательный процесс, которому подвергнется этот блистательный артист комедийного жанра. – Мы собрались, наконец, отдать должное твоему благоверному *отгребешь, даже Амели не спасет* и сходить на «Ричарда», а после обсудить, насколько его игра не дотягивает до моей. Как тебе план?

– А что Бенедикт?

– У вас с ним поразительное единогласие в этом вопросе. Он спросил точно то же, я думал, что ты решительней и умнее, научилась же командовать своими мужиками, ответишь быстро и конкретно по теме.

Вы дозвонились в сервис «Распланируй вечер за лучших друзей», чем могу быть полезна? В любой другой день я была бы счастлива помочь, но сегодня предпочла обсуждение взаимных претензий или изоляцию в комнате с книгой без посторонних свидетелей.

– В театр я никак не успеваю, слишком много работы, задерживаюсь, - на автомате соврала я. Черт, если так дальше пойдет, то мой нос начнет исполнять обязанности совести и возьмет пример с Пиноккио. – Скажите, в котором часу и куда собираетесь идти ужинать, я с удовольствием присоединюсь. Только постарайтесь выбрать ресторан попроще, я в джинсах, - спохватилась я, вспоминая о любви Томаса к романтичным жестам.

– Это же совсем другой разговор, Хеллс. Всегда знал, что из вас двоих ты самая сообразительная. Закажу столик, скину адрес, а ты не засиживайся больно за компьютером, а то сменишь очки, как превентивную меру, на необходимую.

– Я тебе тоже искренне желаю всех благ, Хиддлстон, - раздражаясь излишней заботливостью мужчины, ответила я и положила трубку. На меня перепугано посмотрел Джейсон, но, перехватив мой взгляд, благоразумно зарылся в бумаги, не испытывая ни малейшего желания получить пожелание, аналогичное тому, что я выдала Тому.

***

Амели и Том переглядывались, телепатически ставя нам диагноз, я наблюдала за тем, как очередная порция поздних пешеходов переплывает улицу, и теребила шарф на шее, будто он жил собственной жизнью и стягивался вокруг шеи все туже и туже. Психологи любители трактовать человеческие жесты и мимику сказали бы, что меня гнетет и душит обстановка за столом. Будто для этого надо лет пять вкалывать на диплом! Да, мне было некомфортно, но большей частью потому, что своим поведением мы портили вечер Тому и Амели. Бенедикт выбирал из салата кешью, который просил туда не класть. По-моему, повар сделал ему большое одолжение. Вместо того чтобы смотреть на меня и друзей, он нашел занятие, оправдывающее его невнимание.

Ребята расспрашивали его о спектакле, Том подшучивал над тем, что BBC сейчас кусают локти, думая над тем, как бы они сократили бюджет «Пустой короны», если бы отдали роль Камбербэтчу, а не Уишоу, Амели интересовалась, как мне достались украшения, которые я гордо демонстрировала на Берлинале, но светская беседа не клеилась.

– Да, что с вами такое? – не вытерпел Том. Его доконало то, как мы синхронно колупали каждый свою панна-котту, и не реагировали на его шутки по поводу настроения.

– Ничего, - ответил Бенедикт.

– Теперь я буду знать, как это называется, спасибо, - буркнула я. Это были первые слова, которые я сказала ему за вечер, и первое сложное предложение за два дня, что ж Хиддлстон может собой гордиться, целительный эффект шоковой терапии на лицо.

– А как ты предпочитаешь это называть? – Бенедикт повернулся ко мне, пылая от возмущения, я ответила ему холодным отрешенным взглядом. Меня это не задевает, я всего лишь высказываю свое мнение. Я спокойна и несокрушима, как… - Представляешь, Том, она бросила меня посреди вечеринки в Грюневальде, а сама пошла с каким-то стариком с замашками последнего немецкого кайзера…как его *так же, как и его, - ехидно заметила про себя я* … не важно. Целый вечер мило флиртовала с ним и щебетала на немецком, а мне пришлось довольствоваться обществом ее бывшего…