– Ничего, – она перебросила через плечо сумочку и, привстав на носки, чмокнула Уильямса в щеку. – Ты просто прелесть. Заплати таксисту, бедняга, кажется, в шоке от ваших разборок. А я пока закажу нам что-нибудь перекусить.

С этими словами она, покачивая бедрами, направилась вслед за Робин, которая уже донимала официантку и одновременно махала Патриции рукой, призывая идти быстрее.

За обедом уже никто не злился и не кричал. К Максу вернулось его привычное похуистично-оптимистичное расположение, а Робин вообще не интересовало ничего, кроме десерта. Глядя на то, как подруга с жадностью уплетает мороженое, Патриция вспомнила это ощущение, когда хочется сожрать все, начиная от сладостей и заканчивая долбаными резиновыми покрышками.

– Так, мне пора вас покинуть, друзья мои, – Бэйтман взяла телефон и медленно поднялась со своего места. – Надеюсь, не убьете друг друга без меня?

– Я сейчас завезу ее домой и к тебе, – Макс улыбнулся. – Моя «любимая» уже там?

– Любимая?.. – Робин вопросительно приподняла бровь, продолжая выскребать из вазочки мороженое.

– Да, Скай уже ждет тебя, – рассмеялась Патти. – Как раз сейчас она мне написала, что «скучает по тебе безумно».

– Вот и отлично, я тоже по ней скучаю, можешь так и написать в ответ, – он одним глотком допил свой кофе. – Я заберу один объектив из квартиры, заброшу Робин и буду там через час, не больше.

– Что значит «заброшу Робин»?! – возмущенно спросила Робби. – Я с тобой поеду. Мне интересно посмотреть на шмотки, и вообще, скучно сидеть дома…

– Ладно, поедем, – Макс улыбнулся. – Заодно заедем купить тебе всех этих колес, которые назначил врач.

Патриция бы с радостью и дальше наблюдала за их вновь обретенной семейной идиллией, но работа никогда и никого еще не ждала. Поэтому, распрощавшись с друзьями, она прыгнула в такси и уехала.

Патти оставила Робин за главную. Робин. За главную. Даже смешно как-то. Взваливать ответственность за сохранность своей квартиры и, да чего уж там скрывать, их собственных жизней на Уильямс. Беременная и еще более неуравновешенная чем обычно. Девушка мысленно готовилась увидеть по возвращении, если не полный треш и несколько нарядов полиции наряду с дымом, валящим с верхнего этажа, где располагались ее апартаменты, то осуждающие взгляды местной обслуги и парочку испорченных вещей, особенно, из тех, которые она особо любила, так точно.

Накручивая себя на худший из возможных вариантов развития событий, Бэйтман постепенно превращалась в ту, кем все вокруг ее и считали – злую бесчувственную машину убийств. Весьма неплохо для деловой репутации, но вот что касалось сугубо личного… это выматывало. Как и любые крайности. Она никогда не была ни первородным злом, каким ее считали те, кому не посчастливилось заиметь с ней конфликт на профессиональной либо любой другой почве, ни образцом терпения и всепрощения, которым порой требовали от нее быть все эти дети, зачастую взрослые, вроде Робин и ее брата, и уж тем более она не была публичной шлюхой, которой ее за несколько прошедших месяцев успели сделать СМИ.

Но в крайне неблагоприятных и стрессовых ситуациях она могла быть кем угодно, даже злом первороднее самого Люцифера и адовых орд. И за все те же последние несколько месяцев ей приходилось примерять эту шкуру такое количество раз, что и не сосчитать. А потом сбрасывать, видя на пороге Джареда Лето, к коему вообще сложно было применить любую из ее защитных реакций, потому что в конце все скатывалось к тому, что оба они вели себя так, как в первый год колледжа, когда наконец избавляешься от опеки родителей. Или, если уж быть предельно точной, то Патти, скорее, исполняла все свои мечты того времени, когда думала о себе богатой и знаменитой. Кроме разве что того пункта, где рок-звездой рядом с ней должен был быть музыкант поприличнее фронтмена альтернативной 30 Seconds to Mars.

Девушка улыбнулась собственным мыслям, только как-то совсем невесело. Именно такую улыбку, как писала сама мисс Шарпантье (если, конечно, слухи по поводу другого рокера, который Алекс Тернер, были правдой), «улыбку с придыханием», когда наружу рвется это непрошеное ироничное «ха», можно считать самой искренней, потому что вряд ли кому-то в здравом уме придет в голову имитировать отчаянье. Патти нежно погладила матовую, немного шероховатую обложку книги, которая за несколько месяцев стала мировым бестселлером, не изобилуя при этом второсортными сценами эротического характера.

Автор «Частностей жизни» казалась ей разумной девушкой, возможно, даже чересчур. Если бы сама она в свое время обладала хоть толикой той жизненной мудрости, которой обладала героиня Анаис Шарпантье, вряд ли бы она умудрялась до сих пор с завидной периодичностью оказываться в таком дерьме. И разве сама она недостаточно разумна, чтобы всего этого не происходило? Похоже, карма таки та еще беспощадная сука. Зато сколько материала для международного бестселлера под названием «Дерьмо случается». Нужно будет обязательно между делом поинтересоваться у Анаис, не возьмется ли «Саймон и Шустер» за публикацию ее шедевра.

Патриция хрипло рассмеялась. Водитель прибавил скорости, на что она только снисходительно покачала головой. Не видел он сегодня утром сцены в другом такси, с Робин и Максом.

Парень, выдавший ей временный пропуск на Фабрику Грез, посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом и многозначительно ухмыльнулся, прежде чем уткнуться в планшет. Темная Абигайль за такое обычно сразу давала по морде, и повзрослевшая Патриция Бэйтман едва не согласилась на предложение своей темной готичной стороны, если бы от этих переговоров не зависела рекламная кампания дела, ради которого она многим рискнула. Поэтому Бэйтман просто развернулась на каблуках и ушла с гордо поднятой головой, даже не поинтересовавшись, какого хрена тот считает, что имеет право судить о ней по нескольким жалким статейкам. Ведь так делают взрослые уравновешенные люди, правда?