– Если я поеду к тебе домой в Малибу, то в прессе начнут писать, что я твоя любовница… – наконец произнесла Робин после затянувшейся паузы. – Это не совсем то, что мне сейчас нужно.

– Об этом можешь не переживать, я…

– Я видела, как они фоткали Лоуренс возле твоего особняка, Крис!.. – раздраженно огрызнулась девушка. – Я не хочу стать мишенью для папарацци в очередной раз. Только, блядь, не сейчас!..

Музыкант вздохнул и положил свою ладонь поверх руки Робин на столе. Уильямс подняла глаза и смущенно прошептала:

– Прости, я не должна была так говорить… Я… Я просто чувствую себя совершенно разбитой…

– Давай уедем? – она почувствовала, как Крис сильнее сжал ее руку. – Скажи, куда ты хочешь? Можем найти какие-нибудь острова, где не будет вообще никого, корме нас двоих.

Она тихо рассмеялась и быстро смахнула со щеки слезинку.

– Конечно, если ты не против моей компании, – добавил мужчина, улыбаясь.

– Я не против твоей компании, – Робби положила вторую ладонь поверх его руки. – Главное, чтобы ты сам не пожалел о том, что взял в путешествие такую депрессивную зануду, которая все время плачет и рассказывает о своих неудачных романах.

– О, поверь, я буду счастлив, если эта депрессивная зануда отправиться в путешествие со мной! – видя, как она впервые за последние сутки радовалась по-настоящему, не пытаясь выдавливать из себя вежливую улыбку, Крис и сам чувствовал некоторое облегчение. Она все выдержит. Обязательно выдержит. Вытащив из кармана джинсов «айфон», музыкант спросил: – Итак, куда же мы направимся?

Уильямс выхватила у Криса гаджет и хитро прищурилась, склонив голову на бок.

– Думаю, Малибу подойдет, – пробормотала она тоном заговорщицы. – Только обещай, никто не узнает о том, что я там.

– Обещаю, – произнес мужчина. – Я обещаю.

Робби улыбнулась.

Официальное прощание с The Hollywood Reporter прошло на удивление быстро и безболезненно. Патти и Дженси сели в комнате переговоров, разделенные столом и молчанием, и, даже не взглянув друг на друга, подписали все необходимые документы. Гробовое молчание не решился нарушить даже адвокат. Он просто переворачивал страницы и показывал, где ставить подпись. Все это походило на развод супружеской пары, которая так устала от брака, что даже сил на прения не осталось. Они одновременно поднялись из-за стола и пожали друг другу руки.

– Удачи, – сказала Дженси своим завсегдашним непробиваемо самурайским тоном, и Патриция только кивнула в ответ, не зная, реагировать на это как на искренние пожелания или очередной сарказм.

А вот с бывшими коллегами все обстояло куда сложнее. Сколько Бэйтман не убеждала себя, что совершенно не привязалась к этим пустоголовым говнюкам, но ведь были среди них те, кого невозможно было отнести к первой категории и совсем чуть-чуть ко второй. Несмотря на неприятно подогретую последним скандалом атмосферу, прощаться было с кем не только посредством угрюмых недружелюбных взглядов. Дизайнеры и фотографы подарили ей огромный букет и гребаный скрапбук, которые она так презирала и на дух не переносила, а теперь едва не пустила слезу от этих подарков и теплых слов.

Минни подарила ей коробку с маффинами именно из той пекарни, которую Патти так любила (удивительно, как в ее дырявой башке это отложилось), и подписала открытку, которую Бэтйман не прочла сразу только из вежливости.

– Я не верю ни единому слову в этих грязных статейках о вас, мисс Бэйтман, – прошептала она благоговейно, склонившись к самому уху Париции, и тут же отпрянула, когда ее бывший шеф уставилась на нее с полнейшим удивлением и непониманием.

На деле же Патти под влиянием утренней эмоциональной опустошенности и всего этого цирка с проводами так расчувствовалась, что едва не пригласила Манро уйти следом за собой в качестве ее личного ассистента в новом бизнесе. Обнаружив за собой такую пагубную склонность, Бэйтман быстро раскланялась и, подхватив коробку с пожитками, удалилась.

Только в вестибюле офисного здания она, наконец, поняла весь масштаб катастрофы. Патриция Бэйтман осталась совершенно одна, без работы с девяти до шести, без подруги, с которой можно отметить сие триумфальное освобождение, без Джареда, который все так же не отвечал на ее звонки, и Бена, которому она попросту боялась звонить.

Она приземлилась на заднее сидение такси и попросила водителя ехать к пирсам Санта-Моники. Всего пару недель назад они с Робин, смеясь, обсуждали, как приедут туда и раздадут все ее неуместно дорогие пресс-папье и перьевые ручки первым попавшимся людям, а остальное офисное дерьмо просто развеют по ветру на огромном костре. Идея сжечь все бумаги к чертовой матери до сих пор казалась Патриции чрезвычайно соблазнительной, только вот в новых обстоятельствах утратила былую веселость, поэтому она просто оставила коробку у одного из пирсов, зная, что кому-то ее содержимое, сданное в комиссионку, принесет несколько десятков лишних баксов, и отправилась домой.

У кондоминиума все так же прочно дежурили папарацци, и ей пришлось красться к себе домой, словно воровке, через черный ход и в служебном лифте. Ни подчеркнуто вежливые улыбки сотрудников комплекса, ни искреннее сочувствие домоуправа не смогли ничего поделать с ее подавленным настроением. Патти с благодарностью приняла ужин в качестве компенсации, допила одну из спасенных от уборщиц бутылок вина вместе со снотворным и опять сбежала от объявившей войну реальности в сон.

Удушающе жарко. И темно. Влажный противный спертый воздух, в котором, как маленькие фосфоресцирующие водоросли, летала пыль, подсвечиваемая редкими лучами солнца, которые пробивались сквозь заколоченные окна. Оборванные стены с оббитой штукатуркой, искореженные так, что даже деревянная дранка просвечивала.