Только вот спросить об этом у новоявленного эксперта по взрослости и жизненной мудрости оказалось невозможным по одной простой причине: Анаис Шарпантье являлась кем угодно, только не умудренной жизненным опытом королевой невозмутимости и уравновешенности.

Зайдя в съемочный павильон, Патриция обнаружила свою будущую звезду каталогов и, если повезет, обложек журналов, на столе. Она сидела прямо рядом с кофе-машиной, милая и по-детски забавная с двумя косичками и в очках в роговой оправе, которые, казалось, слямзила у своего старшего брата или сестры. Она напоминала ей Робин. Блондинистую ее версию с ярко выраженной любовью к вещам прямиком из пятидесятых. Если это так, то они обязательно сработаются, у Патти огромный опыт общения с такими детьми Санта-Моники, плевать, что они выросли где-то в штате НьюЙорк.

Анаис тем временем любезно подавала своим коллегам по съемочной площадке кофе и булочки со стола, на котором сидела, и о чем-то увлеченно болтала без умолку, не давая никому даже слова вставить.

Патти подошла немного ближе.

– Бернар не был ни высоким, ни темным, да и не походил ни на одного из исполнителей мужских ролей в небезызвестном фильме Вуди Аллена даже с ее приобретенной еще в детстве близорукостью и еще не растерявшейся в мире нью-йоркских снобов способностью видеть в людях только лучшее. Лана привыкла к тому, что все художники первоклассные врали, или же, как говорил о себе один из ее изменщиков бывших, люди с неординарным мировосприятием. А нам с вами придется привыкнуть к тому, что типичная жительница Гринвич-Виллидж напропалую сыплет ироничными отсылками, считая такую манеру защиты и нападения более действенной, нежели старый добрый апперкот, - прочла Ана из сценария, лежащего прямо перед ней, и подняла возмущенный взгляд на своих более именитых коллег. – Почему никто до этого не сказал мне, что это настолько ужасно?

Девушка отодвинулась почти на край стола, даже не заметив, как тот зашатался, и как в глазах у режиссера со сценаристами появился невыразимый ужас. Кое-кто даже подался вперед ловить писательницу.

– Совсем не звучит. В этих словах нет ритма, они как долбаная катастрофа, если читать их вслух. Когда я писала, в них звучала музыка, но стоит только произнести их… – девушка тяжко вздохнула и спрятала лицо в ладонях.

Все разумные попытки съемочной группы убедить ее в обратном тут же были встречены девушкой новой порцией упреков в свой адрес.

– Но ведь это должно звучать! Я очень благодарна вам, ребята, что вы хотели сохранить близость к оригиналу, но ведь на экране должна быть динамика, жизнь, а здесь… вот другое дело Бук… – девушка начала цитировать одно из его стихотворений, размахивая руками в такт словам и раскачиваясь взад вперед, как в свое время делали битники на своих поэтических чтениях, пока не соскользнула со своего и без того небезопасного насеста.

Мужчина, стоявший все это время спиной к Патриции, незамедлительно рванул вперед и удержал девушку от несомненно болезненного падения на бетонный пол.

– Осторожно, Ана, – сказал он, все еще крепко сжимая ее за плечи.

– Здравствуйте, – прервала явно щекотливый момент Патти. Она понятия не имела, что происходит у них здесь вне съемок, но ей становилось жутко неловко от того, что она вмешалась в какой-то исключительно внутренний момент их дружной семьи. В том, как Том Круз спас Анаис Шарпантье, геройского киношного пафоса было столько же, сколько и легальности в их с Лето вегасской свадьбе.

– Вы, должно быть, Патриция Бэйтман? – смущенно улыбаясь, Шарпантье подошла к ней ближе.

Патриция была готова дать голову на отсечение, что вся группа едва сдержала разочарованный вздох, но потом знакомая фамилия тут же отвлекла все их внимание на себя. И как далеко от Голливуда надо теперь переехать, чтобы все перестали вот так пялиться на псевдо миссис Лето? Разве что на Марс, и то не факт, что там нет Эшелона.

Анаис, или как она настаивала, чтобы ее называли, Ана, оказалась на удивление приятной и милой в общении девушкой, несмотря на внезапно обрушившуюся на нее славу, которая зачастую меняет до неузнаваемости даже лучших из нас, и вот эту странную сцену со сценарием.

Пожалуй, окажись она точно так же между Сциллой и Харибдой, ее нервы сдавали бы еще круче. Газеты врали. И в устах Патриции Бэйтман это заключение звучало особо иронично. Алекс Тернер действительно не давал покоя Анаис Шарпантье, но совершенно не в том наивно-романтическом тоне, который задавали этим отношениям СМИ. За те полтора часа, пока они с Аной обсуждали детали их будущего сотрудничества, бриолиновый рокер успел позвонить девушке раз пять и сжечь драгоценных нервных клеток столько, сколько самой Бэйтман их вымотали за последние недели. Патриция считала себя первой клиенткой на очередь в реабилитационную клинику по части нервных срывов, но теперь справедливо заметила, что пора бы его уступить кому-то, кто нуждается в этом чудесном курорте с кучей колес куда больше, чем сама она.

Телефон же Патриции молчал, если не считать сообщений от Робин о положении дел, которое, судя по весьма разнообразному их эмоциональному диапазону, вплотную зависело от прихотей гормонов. И после всех этих разборов полетов, свидетельницей которых она невольно стала, Бэйтман все больше сомневалась, хочет ли она сама нарушать молчание и вносить определенность в их с Джаредом щекотливую ситуацию.

И еще несколько часов спустя она спешила прочь из лабиринтов и хитросплетений городов и мест, которых никогда не было, к такси, которое увезло бы ее домой, где она надеялась хоть немного отдохнуть, выгнав оттуда всех к чертовой матери. Девушка отвлеклась на сообщение, Скай писала что-то о вселенском заговоре и сгущающихся тучах, Патти была совершенно не в настроении опять разбираться со своей латиноамериканской семьей, потому, все так же пялясь в телефон и не сбавляя скорости, придумывала, как бы отмазать себя от возвращения домой еще на пару часов, и врезалась в чью-то широкую спину.