Она твердо решила – никто ничего не узнает. Не потому, что Патриция разнесла бы это в прессе и устроила Джеку публичную казнь. И не потому, что боялась последствий всего этого. А лишь потому, что она, проглатывая всю свою боль, непонимание и страх, пыталась искать для Уайта оправдание. Пыталась найти хоть малейшую причину, которая помогла бы ей понять, что произошло и что было с ним не так… Или, может быть, с ней?!. Вдруг все это и правда ее вина?!

Кое-как замазав синяки на шее плотным слоем тотального крема от YSL, Робин схватила сумку и отправилась в первый попавшийся магазин одежды с намерением купить бадлон или что-то, что поможет скрыть шею.

Стоя в примерочной, Уильямс натягивала на себя хлопковый черный бадлон Adidas и еле сдерживалась, чтобы вновь не заплакать. В этот момент ее «айфон» взорвался звуками «Run Nigga Run» от Снупа, заставив девушку оторваться от разглядывания собственной печали в отражении.

– Патти, доброе утро!.. – Уильямс старалась говорить как будто ничего не произошло. – Как спалось? Хотя, держу пари, ты вряд ли выспалась с этим мужиком!

Мельком взглянув на часы, она вышла из примерочной, прихватив сумку и футболку, в которой пришла в магазин. До самолета оставалось несколько часов.

Робин Уильямс была патологически плохой лгуньей. К ней не надо было даже применять изощренных психологических приемов, чтобы понять, что она кривит душой. Ее притворство было настолько ужасным, что не сошло бы для трешевых индийских фильмов ужасов. Поверить ей мог разве что какой-то влюбленный по уши дурак или один из восторженных фанатов, которые фотографировались с ней в супермаркете, но не Патриция Бэйтман. Она прощелкивала и не таких крепких орешков. Знали бы в Куантико о ее сверхспособностях, давно бы завербовали.

А вот Уильямс спалилась бы на лжи в первые несколько минут допроса, даже Кэла Лайтмана звать не пришлось. Ее неспособность играть натурально могла бы запросто поставить крест на карьере в модельном бизнесе, если бы не одно «но». Ее способность искренне радоваться каждой, пускай даже самой малой победе и по-детски очаровательно восхищаться работой стилистов и дизайнеров очаровывала последних чуть ли не до беспамятства. Они прощали девушке опоздания, некую несобранность и хаос на съемочной площадке, который она вносила своим безудержным весельем.

Именно в неподдельности чувств, запечатлеваемых на фотографиях, и был ее успех. Каждому рекламному фотосету с Робин Уильямс верили, потому что все ее эмоции были чистейшей правдой. Она могла быть игривой, потому что получать деньги за несколько часов валяния на простынях египетского хлопка было для нее игрой, она была сексуальна, потому что платье, в которое ее нарядили стилисты, хотелось трахнуть, она была печальна, потому что эти очаровательные «лубутены» все-таки надо было вернуть после съемки.

Сейчас же голос Робин звучал так, будто контракт с Марком Джейкобсом был лишь сном, злой шуткой ее разыгравшегося воображения. И Патриция переживала, что это целиком и полностью ее вина. Она оставила подругу одну в самый разгар праздника, Уайт, скорее всего, тоже скоро свернул удочки и отправил фанатку номер один в постельку раньше, чем та попробовала бы хотя бы поцеловать его в щеку на прощание.

Патти очень хотелось бы рассказать Робин о том, что Фассбендер начинает изрыгать немецкие проклятия, если его хорошо завести, посплетничать, пока он не вышел из ванной. Но Робби явно была не в том настроении, чтобы радоваться подробностям интимной жизни кого-то из них двоих. Как бы не храбрилась подруга, Бэйтман чувствовала себя виноватой, вместо того чтобы нежиться воспоминаниями о первоклассном трахе.

– Ты там сильно не расслабляйся, – предупредила Патти подругу.

Из ванной появился Майкл, и девушка на миг растеряла все слова. Почти все. На языке так и вертелось «ебаный стыд», именно так она окрестила небезызвестный фильм с Майклом после первых нескольких минут просмотра. И сейчас Фассбендер решил разыграть перед ней миниатюру «ебаный стыд после душа». Обнаженный, с полотенцем, совершенно нефункционально перевешенным через плечо, он появился в спальне, стекая на ковер и благоухая гелем для душа от Baldessarini, который, если верить рекламщикам, должен был навевать дамам образы спортивных автомобилей и снимать трусики. Патриция крупно сомневалась в такой чудодейственности аромата, но вот от одного вида мужчины снять хотелось все, но вот этого всего на ней не было. Только простыня, которую она нагло использовала вместо полотенца, не желая расставаться с теплом постели прохладным нью-йоркским утром.

– Скоро надо будет двигать в аэропорт, – сказала Бэйтман отсутствующим тоном, заворожено следя за Майклом.

И где делся медведь, который крушил все подряд, в том числе и ее почти прекратившим любые разумные сопротивления телом. Мужчина с грацией, не присущей ему вчера, подобрался к кровати, присел на край и начал аккуратно тянуть податливую простыню на себя.

– Мне кажется, мы можем себе позволить немного выбиться из графика, – прошептал коварный змий-искуситель, целуя девушку в шею.