Уложив свою невесту в постель, Крис прилег рядом и позволил Робин в третий раз рассказать ему о том, КАК все ужасно. Он уже позвонил своему адвокату, потом Патриции, потом менеджеру Coldplay, чтобы тот тоже связался с одним из юристов группы. Просто для подстраховки. Дело обещало быть серьезным. И как он не пытался убедить Робби в том, что победа будет за ними, уверенности в этом у самого музыканта было немного. Если все действительно так, как рассказала Робин, то Джек мог стать серьезной проблемой.

– Я ведь могу не ехать никуда, детка, – Мартин прижал к себе девушку и поцеловал в лохматую макушку. – Останусь с тобой. Хочешь?

– Ну, уж нет! – Уильямс приподнялась и заглянула Крису в глаза. – Обязательно езжай. Ты и так из-за меня уделял работе гораздо меньше времени, чем нужно. Не хочу, чтобы это стало проблемой.

Крис хмыкнул и уткнулся носом в ее волосы.

– До чего ты вкусно пахнешь, – прошептал мужчина. – Я бы тебя сейчас…

– Крис, не забудь о примерке костюма, – перебила его Робби. Свадебный переполох сейчас казался ей более приоритетным вопросом, чем секс со своим женихом. – И что там Эппл? Она завтра едет со мной к Скайлер?

– Я помню, – Мартин начал покрывать поцелуями ее шею и плечи, стаскивая вниз тонкие бретельки шелковой ночной рубашки. – Я все помню. А Эппл завтра утром привезет большой Уолли. Я предупредил Гвинет.

– И что она? – насторожилась Робби, игнорируя попытки Криса запустить руку между ее бедер. – Что сказала?

Мужчина одним движением перевел Уильямс в лежачее положение и навис над ней, возбужденно дыша:

– Сказала, что не против, – он улыбнулся. – Перестань так нервничать, малыш.

Роббс потянулась за поцелуем и, почувствовав, как горячие ладони Криса скользнули по ее груди, тихонько застонала. Ей хотелось ни о чем не думать. Правда, хотелось. Но сегодня все ее мысли летели к Патти и малышу Оливеру.

Разорвав поцелуй, она виновато опустила ресницы и спросила:

– Как ты думаешь, я не зря рассказала обо всем Бену?

Патриция открыла дверь, сжимая в руке телефон. Она только что закончила разговаривать с адвокатом Криса.

Макс переступил порог квартиры и обнял Патти. Впервые за долгое время просто обнял, а не облапал ее зад, который едва прикрывал короткий халат.

– Не ссы, разберемся, – пробормотал он, протягивая Бэйтман бутылку виски, купленную по дороге. – Робин не в себе. Рассказала мне все…

– Черт! – Патти направилась в кухню. Достала лед и два бокала. – Меньше всего я хотела, чтобы обо всем этом узнала твоя впечатлительная сестра! Прости…

Заметив, как дрожат ее руки, Макс силой усадил девушку на один из табуретов и сам разлил виски по бокалам. Они оба выпили. И не почувствовав ничего, выпили еще. После третьего бокала Патриция ощутила как озноб, вызванный нервным потрясением, наконец, начинает покидать ее тело.

– Я курить буду здесь, ты уж прости, – Макс вытащил из кармана джинсов пачку сигарет и бросил ее на стол.

– Включи вытяжку и дай мне сигарету, – ледяным тоном произнесла Бэйтман. – Пепельница там, на полке.

Исполнив все указания подруги, Макс взгромоздился на табурет напротив и, несколько раз щелкнув зажигалкой, дал прикурить Патриции. Они оба молчали, выпуская вверх сигаретный дым. Но думали об одном и том же. Уильямс сверлил устрашающим взглядом ее разделочную доску, точно пытался выместить весь гнев на куске дерева. Сама Пи просто смотрела куда-то в пустоту. Сейчас она должна была быть сильной как никогда. Но больше всего на свете ей хотелось быть слабой… Беспомощной и глупой. Одной из тех женщин, которых Патриция Бэйтман ненавидела.

– У меня есть еще несколько хороших юристов, – начал Макс. – А потом я подумал, что у этого Ника Фордема, который теперь агент Робин, тоже неплохие связи. Я позвоню ему завтра. Думаю, он поможет.

Патти подняла на мужчину блестящие глаза и, положив свою ладонь поверх его на столе, проговорила, едва шевеля губами:

– Спасибо…

Уильямс крепко сжал ее пальцы и строго произнес:

– Патти, сейчас не время, – он налил себе еще немного виски. – Не время сдавать позиции, детка!

– Хорошо, мать твою, что ты мне напомнил об этом! – Пи смахнула с глаз выступившие слезы и попыталась улыбнуться. – Но я больше не могу, Макс…

– Заткнись! – рявкнул мужчина, стукнув кулаком по столу с такой силой, что бокалы и пепельница подпрыгнули, жалобно звякнув. – Не хочу слушать это дерьмо, Бэйтман!

Девушка закрыла лицо руками и громко по-детски расплакалась. Она плакала от страха. От стыда. От ненависти. И ненависть эта в первую очередь была к самой себе. Она, она, она. Только она была единственной виновной. Виновной. Не виноватой. Чертовы судебные термины. Самое время, чтобы вспомнить их все.