А потом она умерла, и все изменилось.

Хром видела Хибари на похоронах: он молчал в ответ на вежливые соболезнования и искренние сожаления, и, казалось, был абсолютно равнодушен к столь трагичному событию.

Это потом, гораздо позже, спустя два долгих года, когда Тсуна попросил ее помочь Хибари, она увидела, что ему действительно нужна помощь. Каким бы Хибари не был потрясающим на поле боя, каким бы гениальным не был в составлении планов и разрешении, казалось бы, неразрешимых проблем в мире мафии, в семейных делах он был абсолютным нолем. Хром сильно пожалела, что появилась в их жизни так поздно.

Под влиянием отца Катсу вырос слабовольным, нерешительным и пугливым, что еще больше бесило Хибари. Он не умел воспитывать детей, он не хотел воспитывать детей и уж точно он не намеревался как-то вникать в сам процесс воспитания. Ему нужен был результат — остальное не имело значения. Он ставил себе задачи и успешно их разрешал, и требовал этого же от окружающих — и, тем более, от собственного отпрыска.

Хром не знала родителей самого Хибари, да никто и не знал — они вечно пропадали где-то, когда он учился в школе, а когда вырос — так и не объявились. По крайней мере, Хибари о них не распространялся, не хранил их фотографии, не было у него и писем от них. Где они, кто они и были ли они вообще — никто не знал. Ясно было одно: обстановка в этой семье была не особо приятной, иначе Хибари бы не растерялся, заведя собственную.

Хром помогала ему с его молчаливого согласия, прибиралась, занималась стиркой, готовила, проводила время с Катсу, подтягивала его в учебе и сама настолько увлеклась, что незаметно для себя «их семья» стала «наша семья». А Хибари незаметно стал просто Кеей. Она действительно любила его, хотя и старалась избавиться от этого чувства — слишком больно было в прошлый раз, когда Мукуро вдруг исчез, не обронив ни слова на прощание. Было трудно пережить; она боялась испытать вновь боль и разочарование, но было слишком поздно, когда она осознала, что по уши влюбилась.

— Задумалась о чем-то? — вырвал ее из омута воспоминаний отстраненный голос Хибари. Он стоял на балконе — седзи были нараспашку — и пил чай, глядя на крыши высоких домов Намимори, что виднелись издалека. Хром была уверена, что он не взглянул на нее прежде, чем задать вопрос, но каким-то образом уловил ее настроение.

— Думаю о Катсу… — ответила она, поднимаясь и поддерживая пальцами края пледа, в который была укутана. С улицы в комнату забиралась пусть и приятная, но все же прохлада; над деревьями застыла тонкая пелена тумана. — Ты был слишком строг. Он же твой сын…

— К сожалению, мой, — сухо произнес Хибари, мельком посмотрев на нее, когда она подошла к нему. — И это была не строгость — это была правда. Не моя вина, что травоядные обижаются на нее.

— А кто я в твоей пищевой цепочке?

Хибари немного подумал и вздохнул.

— Травоядное. Я думал, что ты это понимаешь. Должна понимать. Просто… иногда хищники берут под покровительство более слабого зверька.

— Катсу тоже слабый зверек. — Хром прильнула к его плечу и замерла, почувствовав, как вздрогнул от прикосновения Хибари. Он не любил, когда его трогали, но она с этим мириться не хотела. Они с Мей были похожи, но если Мей принимала его отношение как должное, Хром собиралась хотя бы чуть-чуть, но изменить его — чтобы было проще и ему, и ей, и Катсу — всем им.

— Он не имеет права быть слабым, нося мою фамилию.

— Ты ведь тоже не всегда был сильным, а, Кея? — посмеялась Хром, обнимая его за талию обеими руками. Хибари напрягся, но не отпрянул и не оттолкнул, просто взглянул как-то странно, будто бы изучающее.

— Я был, есть и буду сильным.

— Так научи Катсу быть таким же! Он же так тебя любит…

— Все это чушь. Подобные чувства только мешают.

— Но ведь ты любишь… любил Мей? Правда? — Хром прикусила язык, но поняла, что уже поздно. Она не хотела будоражить боль его потери, заставить ответить ей, что и ее он любит, просто… так вырвалось.

— Нет, — вдруг ответил Хибари, не задумываясь. — Но она не была мне неприятна. Хотя я виню ее в том, что сына она родила мне никчемного. — Его голос был привычно холоден, но проскальзывали в нем невольно нотки… теплоты? Как бы то ни было, появлялось ощущение того, что погибшая жена была ему дорога в любом случае, даже если он ее не любил. Но он, конечно же, никогда в этом не признается.

— Я люблю тебя, — сказала Хром и, подняв руки, обхватила его лицо ладонями. Хибари пристально смотрел на нее, даже не шевельнувшись. — И Катсу люблю тоже. Он часть твоей семьи, хочешь ты этого или нет. Прошу, верни его.

Хибари долго молчал, а потом осторожно убрал ее руки со своего лица и прошел в комнату, запахивая слегка сбившуюся с плеча юкату.

— Если вернется, возражать не буду, но сам за ним не пойду, — бросил он, собираясь укладываться в постель. — Тебе лучше зайти — там туман. — Он напряженно стиснул в кулаке уголок подушки, которую взбивал, и прерывисто выдохнул. — Я ненавижу туман.

Хром успокаивающе положила ладонь на его спину, но в этот раз он неприязненно отмахнулся — пламя тумана было и у нее.