И теперь они, страдая от нервотрепки прошедшей ночи и недосыпа, сидели друг против друга в поезде, везущим их домой, и пытались сохранить хоть какое-то подобие достоинства. Хибари никогда бы не признался, что несколько часов просто катал по ладони с десяток разноцветных капсул, борясь с жутким желанием проглотить их все разом, а Мукуро скорее откусил бы себе язык, чем рассказал о том, сколько раз за эту неимоверно длинную ночь останавливал сам себя уже у самой двери.

— Хорошо провел ночь? — с явной насмешкой поинтересовался Хибари, когда Мукуро буквально выполз из спальни, отчаянно подавляя зевоту. Кея стоял у зеркала и повязывал галстук, глядя на вышедшего в отражении, и выглядел ничуть не лучше его самого: под глазами темные круги — пуще обычного, лоб перечертила глубокая морщина… и да, пальцы, проворно затягивающие узел, слегка нервозно подрагивали. Мукуро уставился на свои ладони, побелевшие от напряжения (он стискивал кулаки, успокаивая себя), и усмехнулся.

— Не хуже, чем ты, — сказал он, закидывая на плечо полотенце. — Ты ведь отлично выспался, а?

— Лучше не бывает.

Соврав друг другу, они разошлись. Молча доехали на такси до станции, молча сели в поезд, и уже как с полчаса молча сверлили взглядами окружающую обстановку и пейзаж за окном. На разговоры не тянуло даже Мукуро, не говоря уже о Кее, который общаться с ним не хотел никогда в принципе.

— Ты поспи, выглядишь неважно, — участливо посоветовал Рокудо, скучающе подпирая рукой щеку. Хибари одарил его ледяным взглядом.

— Из нас двоих ночь выдалась худшей только для тебя. Или я ослышался, и в комнате вздыхал и метался туда-сюда другой человек?

— О как! Кажется, ты тоже не посапывал в объятиях Морфея, раз умудрился насладиться моими стенаниями. Скажем так: мне приснился не самый приятный сон, вот и все. Не тешь свое самолюбие, представляя, что целыми ночами я только и делаю, что предаюсь мечтаниями о тебе — это просто смешно. Тем более… ладно, забудь.

— «Тем более» — что?

Мукуро покачал головой, усмехаясь. Ну не говорить же горе-папаше, что по возвращению он с лихвой отыграется на его сынишке. Хибари смерил его подозрительным взглядом, развеселив его еще больше, и отвернулся, скрещивая на груди руки.

Возраст ему шел только на пользу.

Мукуро помнил его мелким, угловатым подростком с упрямо лезущей в глаза челкой и непомерным эго. Он редко думал, полагаясь лишь на грубую силу, был неразговорчив и угрюм, а после того памятного случая закрылся в себе еще больше. Чем он становился взрослее, тем привлекал все больше. Мукуро не особо интересовался им, пока тому не перевалило за двадцать пять. В их первую встречу им руководило не вожделение или любопытство, приправленное хоть чем-то похожим на симпатию, а желание унизить и показать свое превосходство. Лишь много позже он начал вспоминать ту неделю, что Хибари провел в Кокуе, пока Савада со своей компанией его не нашел, с настоящим удовольствием и ностальгией. Тогда, когда Кея стал пользоваться своими мозгами, которыми его природа весьма щедро наградила, и научился общаться с окружающими его людьми — пусть и не настолько, чтобы заводить друзей направо и налево. Тогда, когда он научился думать о чем-то, кроме своей мести. Тогда, когда Мукуро перестал его интересовать.

И непонятно, сказалась ли привычка постоянно видеть его в поле зрения или же Кея действительно стал интересным, но свою явную зацикленность на нем Мукуро признал уже довольно давно. На его свадьбе, где он соизволил даже улыбаться. На его свадьбе с девчонкой, которая по его меркам должна была зваться обычной травоядной.

— Черт побери, — не сдержавшись, пробормотал Мукуро, дернувшись от злости. Хоть та женщина уже давно мертва, каждое воспоминание о ней вызывало вспышку гнева. Но Хибари, видимо, воспринял эту вспышку на свой счет.

— Мог бы сохранить остатки достоинства и не так явственно показывать свои мучения, извращенец.

Мукуро закатил глаза.

— Кея, если когда-нибудь ты услышишь, как я стону от удовольствия, прежде чем самовлюбленно принимать это на свой счет, будь добр, проверь, может быть, я просто ем шоколад. Даже твоему эго должен быть предел.

Хибари нахмурился и снова отвернулся, угрюмо уставившись в окно.

— Тебе никто не говорил, что у тебя красивый профиль? — после некоторого молчания спросил Мукуро, понаблюдав за ним.

— Ты специально выводишь меня из себя?

— Просто подчеркиваю очевидное. Даже таким сухарям как ты, иногда приятно услышать комплименты.

— Точно не от тебя.

— А малышка Наги? Она говорит тебе приятные вещи? Или по-прежнему тебя побаивается?

— Моя личная жизнь тебя не касается. И я хотел бы провести всю оставшуюся дорогу в тишине. Спасибо.

Мукуро посмеялся и, вытянув ноги, откинулся на спинку сиденья, чтобы немного прикорнуть.

***

— Тебе обязательно возвращаться в дом этого придурка? — недовольно бросил Кен, подхватывая с широкого блюда одну из множества ароматных и все еще дымящихся булочек.

— В дом Кеи, Кен, — у него есть имя, — терпеливо поправила его Хром и протянула ему бумажную салфетку, чтобы он вытер промасленные ладони. — Тебе тоже пора бы найти пару.

— А ты думаешь, что этот… «Кея» рассматривает тебя как пару? Скорее как прислугу.

— Не обращай внимания, он просто ревнует, — подал голос Чикуса, который лежал на диване, ожидая завтрака, и оживленно щелкал пальцами по планшету. — Тебе повезло, что ты с ним не живешь, потому что я в его упреках утопаю.

— Эй, это несправедливо! — крикнул Кен, оскорбившись. — Я просто чувствую себя покинутым. Даже Мукуро-сама не захотел здесь жить.