Разговор не завязывался. Хибари ел, изредка отвлекаясь на телефонные звонки, разрывавшие его мобильный, Хром беспокойно переводила взгляд с него на Катсу, возившего палочками по тарелке, и в целом было очень неуютно.

— Ты хочешь вернуться? — вдруг спросил Кея, и Катсу резко выпрямился.

— А можно?

Ответ Кее явно не понравился: он нахмурился и молча отпил чай, сверля сына тяжелым взглядом.

— Я столько раз говорил, что терпеть не могу, когда отвечают вопросом на вопрос, а ты все продолжаешь наступать на те же грабли.

— Простите.

— Снова извиняешься. Что-нибудь, кроме этих жалких слов, присутствует в твоем словарном запасе?

— Кея, перестань, — не выдержала Хром. — Катсу пришел, чтобы вы смогли помириться, отнесись к этому с пониманием и пойди навстречу.

— Мы не ругались, чтобы мириться, просто кто-то повел себя глупо и отвратительно, — отрезал Хибари. Катсу чувствовал себя ничтожным и крошечным, и изо всех сил пытался не отводить взгляд — отец бы тогда просто взорвался. — Ты не прогуливал школу?

— Н-нет.

— Нет? Странно, учитывая то, что я получил письмо от руководства. У тебя опоздание и прогул — всего за два дня. Почувствовал свободу? И посмел соврать мне?

— Я просто… — Катсу убрал со стола руки, когда понял, что не может унять дрожь в них, и попытался перевести дух. Было безумно страшно и горько — в его тщательно лелеемых мечтах эта встреча происходила куда более тепло. — Я был сбит с толку и… забыл поставить будильник… Если бы Мукуро… — Он прикусил язык, заметив, как побледнела Хром, но было уже поздно.

Хибари прищурил глаза и слегка подался вперед, откладывая в сторону палочки для еды. Катсу вцепился в край стола, задерживая дыхание. Сердце буквально провалилось в пятки.

— Что «Мукуро»? — произнес он таким голосом, что это выбило из головы все внятные и невнятные мысли. — Ты забыл поставить будильник, и если бы не Мукуро…

— Он позвонил мне и разбудил, — быстро нашелся Катсу.

— А где ты ночевал?

— У… Савады-сана. У Юи.

Хибари вдруг улыбнулся. Но от этого стало еще более жутко.

— Ты в моем доме, врешь мне в лицо. Чего ты ожидаешь от меня?

— Кея… — взяла его за руку Хром.

— Это тебя не касается, — отдернулся он и поднялся. — Ты живешь у Рокудо? — почти по слогам процедил Хибари, и Катсу испуганно вскинулся, отступая. — Живешь?

— Да… — еле выдавил Катсу, и Хибари, мгновенно изменившись в лице, ударил его наотмашь, опрокидывая на пол. При падении Катсу схватился за скатерть, и вся посуда посыпалась с нее, оглушительно разбиваясь.

— Кея, перестань, это же ребенок!

— Не лезь, — терпеливо повторил он и, схватив сына за пиджак, поднял.

— Я не понимаю, что я такого… — Катсу вцепился в его запястье, пачкая светлую ткань рубашки кровью — порезался об осколки, когда пытался подняться.

Хибари дернул его за воротник, обрывая пуговицы, и уставился на его шею, замерев. Катсу с ужасом смотрел в его разом побелевшее лицо, стеклянные глаза, а потом его лицо скривилось в отвращении, и он отпустил его, отворачиваясь.

— Папа… отец…

— Не смей так меня называть, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Ты с ним… — Он закрыл глаза. — Ты с ним спал.

— Кея, ты что такое говоришь!

— Ты посмотри на него! — несвойственно для себя повысил голос Хибари, вновь хватая Катсу за шиворот и швыряя его к Хром. — Этот ублюдок еще и смеет… оставлять доказательства… Он смеется надо мной… Этот…

Хром осторожно обняла Катсу, словно закрывая собой, и мельком увидела на коже в разорванном вороте рубашки потемневшее пятнышко — словно синяк.

— Ты не похож на меня, — сказал Хибари с омерзением. — Ты ничем на меня не похож. Ты — не я. Убирайся из дома. Я больше не хочу тебя даже видеть. Как мой сын ты для меня просто не существуешь.

— Отец, пожалуйста, выслушай меня, — дотронулся было до него Катсу, но Кея отпрянул от него, словно он был зараженным.

— Вон, — уже более спокойно повторил Хибари, пронизывая его ледяным взглядом. — Иди к Рокудо и предавайся утехам дальше. Ничтожество, которое и травоядным даже не назовешь. — Он усмехнулся. — «Тем более»… Так вот что он имел в виду. Сублимировать свои омерзительные желания… какого это, Катсу? Быть в чьих-то глазах лишь отражением. Это то, чего ты достоин. Чего вы оба достойны. Проваливай, в моем доме тебе больше делать нечего.