II. Мы только что доказали, что наше зрение не дает нам представления о всякого рода протяженности, но лишь о той протяженности, которая имеет известное отношение к нашему телу; в силу этого мы не видим всех частей в теле самых маленьких животных, ни частиц, составляющих все как твердые, так и жидкие тела. Итак,

81

не имея возможности видеть эти частицы по причине их малой величины, мы, следовательно, не можем видеть и фигур их, потому что фигура тела есть не что иное, как профиль, ограничивающий его. Таким образом существует почти бесчисленное множество фигур, которых мы не можем открыть посредством нашего зрения; а наше зрение заставляет самый разум, слишком полагающийся на его способность и недостаточно исследующий вещи, верить, что этих фигур совсем не существует.

III. Что касается тел, доступных нашему зрению, число которых весьма незначительно в сравнении с остальными, то мы имеем приблизительное понятие об их фигуре, но никогда чувства не дадут нам точного знания о ней. Посредством зрения мы не можем даже убедиться в том, данный круг или квадрат, две самые простые фигуры, не будут ли эллипсисом или параллелограммом, хотя эти фигуры и находятся в наших руках и прямо перед нашими глазами.

Скажу более. Мы не можем различить отчетливо, данная линия прямая или нет, особенно если она несколько длинна; нам приходится прибегнуть к линейке. Но что же? мы не знаем, такова ли сама линейка, какою, по нашему предположению, она должна быть, и мы не можем вполне в этом удостовериться. Между тем, не зная линии, никогда нельзя познать ни одной фигуры, как это всем достаточно ясно.

Все это можно сказать вообще о фигурах, которые находятся у нас перед глазами и в наших руках; но если предположить, что они удалены от нас, как же тогда изменятся те изображения, которые они дадут внутри нашего глаза? Я не буду здесь останавливаться на описании их, с ними легко познакомиться в любом сочинении по •оптике или же путем рассматривания фигур, изображенных на картинах. Ведь то обстоятельство, что художники принуждены изменять почти все фигуры, чтобы они казались натуральными, и рисовать круги, например в виде овалов, служит неопровержимым доказательством заблуждений нашего зрения относительно предметов действительных; Но эти ошибки могут быть исправлены, благодаря новым ощущениям, которые должно рассматривать как своего рода непроизвольные суждения и которые можно назвать суждениями чувств.

IV. Когда, например, мы смотрим на какой-нибудь куб, то очевидно, что все стороны его, видимые нами, почти никогда не дадут в нашем глазу начертания или изображения одинаковой величины, потому что изображение каждой из его сторон, получаемое на ретине или оптическом нерве, весьма похоже на куб, нарисованный в перспективе; а следовательно, и ощущение, получаемое от сторон куба, должно представить нам поверхности куба неодинаковыми, так как они неодинаковы у куба в перспективе. Между тем они нам кажутся все одинаковыми, и в этом мы нисколько не ошибаемся.

6 Разыскания истины

82

Можно сказать, что это происходит в силу особого рода суждения, совершаемого непроизвольно, а именно: наиболее удаленные поверхности куба и видимые вкось не должны давать в нашем глазу изображений таких же больших, как поверхности ближайшие. Но так как чувства лишь чувствуют и никогда, строго говоря, не судят, то очевидно, что это суждение есть только сложное ощущение, которое, следовательно, может иногда оказаться ложным.

Между тем то, что в нас является только ощущением, может рассматриваться в отношении к Творцу природы, вызывающему его в нас, как своего рода суждение; и я буду говорить иногда об ощущениях, как о непроизвольных суждениях, потому что данное выражение хорошо объясняет дело, как это можно видеть в конце девятой главы и во многих других местах этой книги.

V. Хотя суждения, о которых я говорю, помогают нам тысячей различных способов исправлять обманы наших чувств и хотя без них мы ошибались бы почти постоянно, тем не менее это не мешает им нередко быть для нас поводом к ошибкам. Если, например, нам случится видеть вершину колокольни за высокой стеной или за холмом, то колокольня покажется нам довольно близкою и небольшою. Если потом мы увидим ее на том же расстоянии, но между нами и ею будет находиться несколько полей и домов, она покажется нам, без сомнения, дальше и больше, хотя и в том и в другом случае проекции лучей от колокольни или изображения колокольни, рисующиеся в нашем глазу, будут совершенно одинаковы. Итак, можно сказать, что колокольня кажется нам большею в силу суждения, совершаемого непроизвольне~<па1иге11етеп1), а именно: так как между нами и колокольней находится столь много предметов, то она должна быть дальше, а следовательно, больше.

Если бы, обратно, мы совсем не видели полей, находящихся между нами и колокольней, то, что весьма замечательно, хотя бы мы и знали, с другой стороны, что их на самом деле много и что колокольня удалена, тем не менее она покажется нам гораздо ближе и очень небольшою, как я только что сказал. И опять-таки это можно приписать своего рода непроизвольному суждению нашей души, которая представляет себе колокольню именно таким образом, потому что считает ее находящеюся на расстоянии пятисот или шестисот шагов. Ибо наше воображение по большей части не представляет себе большого расстояния между предметами, если ему не помогает зрительное впечатление от других предметов, которые находятся в промежутке и число которых может еще пополняться воображением.1

Вот почему, когда луна восходит или заходит, она нам кажется гораздо большею, чем тогда, когда она стоит высоко над горизонтом;

ибо, когда она стоит высоко, мы не видим между нею и собою

' См. конец главы девятой и мой Ответ г-ну Режи (Regis) ниже.

83

никаких предметов, величина которых нам была бы известна и путем сравнения с которой мы могли бы судить о величине луны. Но когда она восходит или близка к закату, тогда между нею и собою мы видим поля и луга, величина которых нам приблизительно известна; поэтому мы считаем ее более удаленною, а в силу этого она нам кажется большею.