— Не годится, занято. Это имя носит Бета Лиры 1.

— Тогда Пушечное Ядро.

— Слон, зачем ты сюда прилетел?

Он испуганно посмотрел на меня:

— Что ты имеешь в виду?

— Слушай, я все время был с тобой, но ничего не понял. Ты потратил миллион звезд, чтобы добраться сюда; потратил бы и два, если бы было нужно. Ты мог остаться дома, в Скалистых Горах, с Дайаной, или отправиться к Бета Лиры, это достаточно необычная звезда, к тому же более красивая, чем этот снежный ком. Ты мог развлекаться какими хочешь наркотиками в Крэшлендинге или искать на плато Демонов Тумана. Почему ты полетел сюда?

— Потому что моя цель здесь.

— Что это значит, черт возьми?

— Бей, был такой парень по имени Миллер. Шесть лет назад он поставил на корабле с термоядерным двигателем, потребляющим космический водород, еще один гиперскоростной двигатель, в расчете на то, что станет заряжать его энергией термоядерного, и отправился на край Вселенной. Наверное, он все еще летит. Он будет лететь вечно, если не столкнется с чем-нибудь. Зачем он это сделал?

— Ну, знаешь, я не психиатр.

— Он хотел, чтобы о нем помнили. Через сто лет после того, как ты умрешь, о тебе будет что вспомнить?

— Что я идиот, который полетел с Грегори Пептоном, который потратил два месяца и больше миллиона звезд, чтобы приземлиться на планете, которая не стоит и выеденного яйца.

— Дерьмо! Ладно, я прилетел сюда из чистого любопытства. Эта звезда через десять лет вылетит за пределы изведанного космоса. У нас больше не будет возможности исследовать ее. Что…

В воздухе возникло легкое движение, и в то же время у меня оборвалось дыхание и заложило уши. Не дожидаясь сигнала тревоги, я потянулся за шлемом и со стуком уронил его на горловину скафандра, привинтил и открыл рот. С громкой икотой воздух вырвался из желудка и с криком из легких.

Не было ни сил, ни времени думать, что происходит. Вокруг был вакуум, и в мой скафандр вливался холодный воздух. Мне в уши словно вгоняли иглы, но я спасся.

В легких стояла пугающая пустота, но я спасся и буду жить. Я обернулся к Слону.

На его лице был страх смерти. Он надел шлем, но не мог привинтить. Я с трудом оторвал от шлема его руки и привинтил шлем как следует. Шлем покрылся изнутри испариной, потом снова сделался прозрачным, в него набирался воздух. Спасет ли он Слону жизнь?

Я точно не умру. Боль уходит из ушей, и я дышу: вдох, выдох, вдох, выдох. Давление нормализовалось.

Я видел, что произошло. Теперь можно все это вспомнить, обдумать, проиграть.

Произошло невероятное.

Корпус корабля превратился в пыль. Вот и все. В мгновение ока вся оболочка корабля разложилась и развеялась по ветру. Я это видел.

Вот так, корпуса больше нет. Остались одни внутренности. Передо мной светился пульт управления. Чуть ниже располагался лаз в сложенную комнату отдыха и сама комната. Над пультом полумесяц загадочной планеты и звезды, слева звезды, справа Слон, полуживой, испуганный, а за его спиной звезды, позади меня кухонный робот и склад провизии, шасси, плавник-радиатор и звезды. От «МБ» остался скелет.

Слон встряхнулся и включил радио. В моем шлеме раздался щелчок.

В ожидании мы смотрели друг на друга. Сказать было нечего, кроме: «Смотри, Слон! У нас пропал корпус! Ну не странно ли это?»

Я вздохнул, обернулся к пульту управления и принялся воскрешать к жизни термоядерный двигатель. Насколько я понял, кроме корпуса, с корабля ничего не улетело. То, что крепилось к корпусу, крепилось и к другим предметам.

— Что ты делаешь, Бей?

— Хочу вытащить нас отсюда. Кстати, можешь плакать.

— Зачем? Я хотел сказать, зачем нам улетать?

Он спятил. Брюхошлепы от природы хрупкие существа. Я включил двигатель на малую мощность, отключил гравитационный тормоз и повернулся к Слону.

— Слон, послушай. Корпус пропал, — я развел руками. — Его нет.

— Но то, что осталось от корабля, по-прежнему мое?

— Да, конечно.

— Я хочу приземлиться. Сумеешь меня отговорить?

Он не шутил. Он говорил совершенно серьезно.

— Шасси исправны, — продолжал он. — Скафандры будут защищать нас от радиации в течение трех дней. Мы можем приземлиться, а через двенадцать часов тронемся обратно.

— Наверное.

— Мы добирались сюда два месяца.

— Правильно.

— Если я сейчас поверну назад, то буду чувствовать себя идиотом. А ты?

— Я тоже, но есть одно «но». Ты посадишь корабль только через мой труп.

— Ну хорошо, корпус рассыпался в порошок и разлетелся по ветру. Что это значит? Это значит, что у нас бракованный корпус, и я отсужу у «Дженерал Продактс» все задние ноги, когда вернусь домой. Ты знаешь, почему корпус рассыпался?

— Нет.

— Почему же ты считаешь, что нам что-то угрожает?