– Ну и башка!
– выдохнул, наконец, Никанор.
– Пропадешь ты с такой башкой!
– восхищенно добавил он.

– Так я займусь вашей проблемкой?
– спросил Кузьма тоном почти что заискивающим.

Я кивнул, занятый мыслями о гравитации.

– Что вы делаете или не делаете послезавтра? А вернее, завтра уже?

Я понятия не имел, куда направит мои стопы Провидение, Будда, Бог.

– Лишь только стемнеет, вам надо будет подняться в Сад. Ваша проблема будет улажена. Там же и вознаграждение получите, - сказал Кузьма.
– А вы знаете, - добавил он, - ведь это Маргулис продовольствие попридержал. Чтобы возбудить возмущение, подперев один основной инстинкт другим.

Я не очень удивился этому заявлению. Коварство Маргулиса, как и всех вождей вообще, мне уже было не в диковинку. Среди овец волкам просторней. Пользуется народной волей для личной выгоды.

– Поверни-ка меня к стене, Никанор, - велел Кузьма.
– У меня сейчас голова треснет. Паинькам - баиньки. Ля-ля-фа, - начал заговариваться он.
– Пистолет - и спи сто лет.

И еще я услышал, закрывая за собой дверь:

– А может, они и правы? И только из бездны безумия можно адекватно оценить этот мир?

Глава 19

Я лег спать в числе первых, а проснулся позже других. Нет, не было ничего такого, что побуждало бы длить сон, мне вообще ничего не снилось, хотя той бестолковой сутолоки, что бессмысленным гулом проникала из коридоров, беспорядочной этой суеты да пары пассов маэстро, что звуки превращает в краски, а сказки - в быль, хватило бы на блокбастер средней руки. Спал я не дольше, чем того требовал изнуренный ночными приключениями организм.

По пробуждении я чувствовал себя довольно свежо. Мне не терпелось поскорей присоединиться к торжествующим победителям, но так как за ночь не было ничего написано, то пришлось задержаться и нескольким штрихами восстановить на обратной стороне простыни ночные события, пока память еще хранила их.

Однако тяжелая получилась глава. Увесистая. Если этой главой ударить по голове, то упадешь, а упав, не поднимешься.

В коридоре бурлила жизнь, но не глухо и злобно, как еще сутки назад, а открыто, радостно, напоказ. Двери всех помещений были распахнуты, запретных зон, действий и тем отныне не существовало. Повсюду царил оптимизм, свойственный новорожденным эпохам.

Многие еще не ложились спать - возбужденные, взъерошенные, неумытые, лишь наскоро смывшие с себя копоть и кровь. Другие, успевшие выспаться, приятно поражали сдержанностью, спокойной уверенностью в себе. Глядя на их просветленные лица, радовался и я. И был почти счастлив в числе других - жаль, что этого настроения хватило не надолго. Даже меньшевики отменили угрюмость и ликовали в открытую, радуясь перемене участи. Никто не буйствовал беспорядочно и беспричинно, не громил склады, растаскивая по нумерам продукты и пряча впрок. Пьяных не было. Помещения приводились в порядок силами пленных врачей. Бардак в вестибюле и кавардак в ординаторской уже были устранены.

Я решил, коль время завтрака миновало, надо бы пообедать чем-нибудь, пока торжествует справедливость, а то ужина уже можно и не дождаться: обстановка, что бы я ни говорил в предыдущих строках, была еще далека от стабильности.

Пункт раздачи питания долго отыскивать не пришлось. Существовало, должно быть, незаметное глазу течение, которое и вынесло меня в числе прочих непосредственно к пищевым складам.

Одна из железных дверей была распахнута. Проем был перегорожен изнутри канцелярским столом, образующим прилавок, а за прилавком, всем улыбаясь и потирая руки (которые грел, видимо, ибо здесь было значительно прохладней, чем даже за ближайшим поворотом коридора), за прилавком суетился Крылов. За его спиной фараон Фролов пересчитывал коробки на стеллажах и складывал арифметически. Должность эконома весьма соответствовала его сухопарой длинной фигуре.

Я поинтересовался, есть ли соленая сельдь.

– Сельдь с/с, - заглянув в тетрадку, сказал Крылов.
– С/с, - не дожидаясь вопроса, объяснил он, - будет что-то из трех: либо слабо, либо средне, либо сильно соленая. А что именно - поди угадай. Впрочем, у нас пока что по карточкам, гражданин маркиз. Вот!
– Он принял у подошедшего Иванова семерку пик и весело шлепнул ею о стол. На семерку полагалось: французский батон, две банки рыбных консервов, немного копченой грудинки и колбаса. Увязав все это в наволочку, Иванов отошел.

– Ваша карта, маркиз.
– Крылов протянул мне карточную колоду.
– Тяните.

Я заколебался. Вдруг попадется какая-нибудь дрянь вроде двойки червей (фунт червивой конины) или вообще чистый пустой лист. Могли б ведь и колоду подернуть, так ведь?

Но Крылов уверенно тянул мне карты, встряхивая рукой, и даже подмигнул мне дважды втайне от замершего за мной очередника.

Я снял колоду и вынул туза крестей.

– Вот уж везет, так везет, - сказал Крылов, вываливая передо мной столько всего съестного, что при некоторой экономии продуктов хватило бы на неделю.
– Крести сегодня козыри, - объяснил Крылов. Он за утро приловчился к прилавку и чувствовал себя в своей акватории.