Я попробовал, тщательно подбирая слова, чтобы не обидеть обиняками это нежное тонкое существо. Но он не обиделся. Понюхал рукав. Ладно, сказал мой покорный слуга и - век живи, век мучайся - сунул флакон в карман. Тут, якобы кстати, и фамилия его всплыла в моей памяти: Запашной. Я бы и фамилию дезодорировал, если бы знал, как.

Нет, он был вполне чистоплотен. И пахло от него не то, чтоб непрерывно: так, накатывало иногда. Думал ли о чем-то плохом? Иль замышлял ли недоброе? Запахи были разного качества, часто довольно дерзкие. Бывало, что этот Амброзио падалью или псиной пах. Люди обычно пахнут иначе. А бывало, он и благоухание источал в присутствии нравящихся ему женщин или в иных радостных обстоятельствах. Аромагия его была такова, что прачки с портнихами неуклонно стремились на его запахи и беременели от них. Даже мухи вокруг него все время как-то похотливо роились, несмотря на его обезьяний облик, лисий окрас, песий клык. Этот клык, впрочем, он редко показывал. Только когда пиво им открывал.

Варвара, садовниковым жестом нахлобучив бейсболку, погрузила руки по локоть в свое тряпье. Платья: в этой жизни она их еще не носила. Но догадалась о их назначении, вертясь перед зеркалом, прикладывая то одно, то другое к груди. Шорты: с сомненьем в лице долго их рассматривала в вытянутых руках, прикидывая, можно ли такое носить, и не будут ли опять ругать, за то что гуляла голой? Прочая мелочь, которую мы разберем и рассмотрим позже.

Кое-что было сходу отвергнуто: пара цыганских юбок, которые, как я думал, должны б ей особо понравиться; блестящая блузка, похожую я видел на продавщице, продавщица произвела на меня впечатление; по примеру садовника - отвергла духи.

– Есть тут женщина одна, Татьяна, - вступил кстати и он.
– Без мужа одна мается. Так может, если это Варьке не нужно, я Татьяне снесу?

Я согласился, не сомневаясь в том, что тем самым оплачиваю его эротические счета.

– А то еще училка одна есть, Васильевна. Образованная. Будь я мужчиной ваших лет, я бы за ней приударил.

Я спросил, что представляет собой соседка, та, что в 'Пежо'? Та, что на открытках, помнишь?

– Этуаль, - сказал садовник.
– Танцами занимается. Могу свести, будь на то ваша воля. Муж у ней в могилу сошел, так теперь вдова. Видали мы этих вдов и в лучшем виде. Холера рыжая, - задумчиво добавил он.

Я нахмурился и тему закрыл.

К ужину мы переоблачились. Впрочем, садовник только рубаху сменил. Варвара, предоставленная самой себе, долго выбирала наряд, а когда вышла к нам из своей спаленки, на ней были все-таки шорты и пижамный верх. Я не стал отговаривать ее от такого выбора, надеясь, что вкус и кокетство объявятся в ней позже.

Отужинали - тем, что я прихватил в ресторане. Садовник же яростно накинулся на колбасу. Жевал, словно буксовал в непролазных хлябях, прожеванное глотая в живот. Он явно наслаждался снедаемым, был глух и нем до тех пор, пока, отрыгиваясь, не отвалился от стола. Мы с Варварой чинно пили чай. От чая он отказался, ссылаясь на повышенную потливость, темой избрал эротическое, но я сухо этому воспрепятствовал, так как Варвара, взобравшись на тахту с ногами, замерла смышленой мышкой, прислушиваясь и понемногу откусывая от яблока. Учитывая его невоздержанность в выражениях, эта тема была б для нее нежелательна.

Тогда, перебрав в уме вокабулы на э, он заговорил об эстетике. Чувство прекрасного лежит вне разума, отверз садовник свои глубины. Вот пред тобой, например, прекрасная женщина. Стан, как положено, линия бедра. Любуешься ею, но разум говорит, что под кожей у ней кишечник, набитый дерьмом. И куда девалось ваше чувство прекрасного?

Мое чувство прекрасного не так пугливо. Однако чаю мне расхотелось.

– Серое вещество серого большинства не понимает этого. Или с другой стороны. Если противоположности притягиваются, то к положительному стремится отрицательная часть души? И наоборот? Или прекрасное не есть положительное? Или женщина не есть прекрасное? Это не я, это один гений загнул. Надо же так спятиться.

Рассуждая о привлекательности, он сказал между прочим, что меняя внешность и место жительства, можно сколь угодно долго скрываться от правосудия. Так что два миллиона милиции не смогут поймать. При этом от него пахнуло. Он вынул из кармана флакон и спрыснулся. Что он хотел этим сказать?

Полночным садом... адом... дом

В объятьях сада... ада... да

Пруд, опрокинутый верх дном,

Вода в дырявой кровле дна...

Это позже, стоя у распахнутого в сад окна. Первый приступ литературного вдохновения.

Со стороны вдовы доносились тихие наигрыши. Журчал, роняя звуки, рояль. С ним в паре работал какой-то крупный смычковый инструмент - из разряда виол, по всей видимости. Музицируют.

Пруд случайно ли всплыл в третьей строке? Или намекал, таким образом, на свое воплощение? Я поиграл воображением, тем его сектором, что заведовал Садом. Да, небольшой пруд был бы уместен. Небо в нем. Индиговое дно. Или бассейн. И сказал он: это хорошо. И очень приятно. Надо обсудить с садовником. А впрочем, к черту его. Как скажу, так и будет.

Глава 4

Помню, как-то поинтересовался мэр: чем вам все-таки приглянулся наш незатейливый городок? Я не стал ему объяснять про укромность его, удаленность от метрополий, про сады.

– Так ведь предки отсюда, - сказал я, тыча ему удостоверяющий душу документ.
– Мамоновы. Капраловы тож.

Он, тем не менее, велел перерыть архив, где хранились данные советских загсов и церковных приходских книг. Мамоновых, сообщил он мне, шаром покати. Есть Маниловы, тоже лавочники и ловчилы. Впрочем, большая часть архивов сгорела. Но Поручиковых и без архива полгорода, а уж Капраловы с ними наверняка в родстве. Так что право на почетное городское гражданство заслуживаете, обнадежил он. Подсчитано, что почетных граждан у нас двадцать два.