Данилов, выражая восхищение и восторг, ткнул Павла в бок локтем.

– Ну?! Видел?!
– давясь от смеха, он то тыкал пальцем в черного предводителя, то локтем - в ребро - Павла.
– Ну-ка исполни нам что-нибудь афроамериканское. Язык отнялся? Он стал бить ладонь о ладонь и прищелкивать пальцами, имитируя ритмичный рэпповый фон.
– Эдик-педик... Децыл-бецыл...
– приговаривал он.

– Ай вонна би ё мен...
– неуверенно произнес начало речитатива Эдик на афроамериканском английском, поводя плечами и бедрами перед Даниловым и тыча в него попеременно руками, начав с правой из них.

Прочие, не охваченные ворожбой, так и замерли.

Сережечка - щелкнул, дунул - пыль взвилась, молодежь попятилась. Так, пятясь и подтанцовывая, прошли в проходе меж котлами и стеной и вывалилась из котельной.

– Вот смена растет... Никакого понятия. А если тебе надобно по нужде, то ты валяй, выскакивай,- сказал Данилов Павлу, который, не успев успокоиться, прерывисто перевел дух.
– Покуда мы тут, тебя никто не тронет. Тебе, кроме нас, опасаться некого.

– Кстати, насчет ваших понятий: этот, крысиный, за котел по малой ходил, - наябедничал Павел.

– Вот-вот... Никакого понятия, - повторил Данилов.
– А понятия таковы, что если кто нас полюбит - мы тому зла не чиним.

Полюбить - такого обещания Павел дать им не мог, но за избавление от арматурщиков был благодарен.

– Я вам жизнью обязан, - обратился Павел к Сережечке.

– Не стоит, - сказал тот, даже не обернувшись.
– Это такие пустяки, ваша жизнь.

– Ну, не скажи...

– Потому что никто, кроме нас, не имеет права вас наказать.

Зазвонил телефон. Но не так требовательно, как если бы Ятин или рассерженный потребитель звонил, а ласково, обволакивающе нежно, эротично почти. Данилов, опередив Павла, схватил трубку.

– Котельная, - сказал он.
– А у вас хотельная? Ну-ну, хоти. Секс по телефону, - сказал он Павлу.
– Будешь?
– Павел мотнул головой.
– Нет, по телефону я не могу. Не может и он. И вам того же. И вас туда же.

– Рэппер... Я про этот прикол... Может, научишь?
– попросил Павел Сережечку.

Эти пришельцы нынче здесь, завтра их нет. Кто заступится, если эти или другие арматурщики снова придут? А они придут. По опыту работы в котельных Павел знал, что посетители бывают постоянно. И не всегда есть возможность им воспрепятствовать или выпроводить. А этот - в два счета. Тёртый видать актер.

– Это еще не прикол, - сказал Сережечка.
– Это приквел к нему. А специально нельзя научиться, это либо есть, либо нет. Либо быть не может в природе вообще.

– Если позволяют законы природы, отчего же не быть?

– Вот! Он опять про закон!
– вскричал Данилов.
– Ему про понятия - он про закон!

– На страже законов природы - здравый смысл, - сказал Павел и сам порадовался тому, как веско у него получилось.

– Если эти законы вступают в противоречия с понятиями, то никакой здравый смысл на страже не устоит, - возразил Данилов.
– Например, справедливость не входит в перечень законов природы. Закон сохранения справедливости - про такое никто и не слыхал. Но тем не менее справедливость в понятиях существует, и в ближайшее время мы впрямую займемся ей. И здравый смысл нам в этом будет только мешать. Так что я отменяю стражу. Расформировываю комендантский взвод.

– Так чем вы обидели их?
– спросил Сережечка.

– Да вы ж сами слышали.
– Павел был рад отвлечься от непонятной темы.
– Вы ведь в насосной прятались.

– Мы?!
– искренне удивился артист.

Данилов же закурил. Попыхивал сигаретой он неумело, как начинающий - или отсутствие носа мешало ему затянуться всерьез - он дважды разражался кашлем, пока Павел вкратце пересказывал предыдущий инцидент с арматурщиками.

– Опасная у вас, кочегаров, работа, - сказал он, все это выслушав.
– Никогда не знаешь, когда помрешь. И сколько еще угольку, сколько жизненных ощущений отпущено. Настигнет из-за угла - нежданно, некаянно. Были в прошлом году жертвы среди кочегаров. Да и в этом сезоне уже две. Пропадает национальная гордость ни за что ни про что.

– Да вот на этой самой котельной хотя бы, - подхватил тему Сережечка.
– Обварился дневальный горячим паром средь бела дня.

– Кто?
– удивился Павел, ибо об этом случае впервые слышал от них.

– Да этот самый... Елизарый...
– сказал Сережечка.
– Вместо которого вы.

– Елизаров? Это Петька-то?

– Вот-вот. Безвременно и безмерно мертв. Знали его?

– Знал... Нет, не знал... Вернее знал, но не знал, что он здесь... Что тем более мертв... не знал.

– Что нашло на него - почти никто толком не знает, - сказал Сережечка.
– Трудовой энтузиазм неожиданно накатил. Как принялся уголь метать, только лопата мелькала. То ли решил согреться, то ли сгореть. Трудодни этого трутня в прочие будни прилежанием не отличались, а тут так раскочегарил ковчег, что чуть котлы не расплавил. И что характерно - не было дыма из труб. Словно работала кочегарка на бездымном порохе.

– Видно, нечто вроде зазренья совести было в нем, - вставил Данилов.

– Разогрел котлы до такой степени, что вода обратилась в пар. А насосы, они ведь не пар, а воду качают. Ну и пару - по закону природы - места надо более, чем воде. Он и давай хлестать из-под сальников и прокладок. Да еще как хлестало-то. Сварился, как пельмень на пару твой предшественник. Однако, прежде чем свариться, успел начертать углем на полу - с присущей ему орфографией: 'Неубоюся славных дел'. Кочегарка же сутки перебивалась на резервном котле. А резервный - он не резиновый. Только-только хватило тепла, чтоб не заморозить систему, пока эти неуклюжие труженики из ремонтной бригады основные два ремонтировали. В общем - авария и аврал.